Сознание тогда работает как со-знание; гносеологическая, познавательная его координата,
«размерявшая» отношение субъекта к объекту, оказывается включенной в понимание бытия
и деятельности других субъектов, особенностей их позиций и устремлений. На
«пересечении» различных со-знаний, установок и стремлений и определяется значимость
вещественных средств человеческого бытия, смысл логики вещей.
Сознание личности перестает быть знанием, социализированным, усвоенным из социума
руководством по правильному поведению; включенное в расширяющиеся акции понимания,
оно и на уровне личности «входит» в различные слои психики, связывает сознательные
ориентации, бессознательные мотивы, «сверхсознательные» императивы и тенденции.
Здесь речь идет не об идеале личности (как может показаться под влиянием философской
или идеологической традиции). Речь о необходимых изменениях в личностных
структурах, делающих возможным конструктивный труд общества по преодолению
кризисных препятствий. Речь о своего рода культоптимуме развития индивидов,
сохраняющем человечеству шансы на продолжение истории.
§ 4. Ускользающая социальность
Наше эскизное повествование, касающееся трех индивидных революций, может создать
впечатление о неуклонном продвижении индивидных сил на первый план истории, о
разрешении в проблеме личности основных конфликтов и противоречий общества.
Мотив выдвижения на первый план индивидных и личностных форм человеческого бытия,
по-видимому, соответствует тенденциям социальной истории. Кроме того, он позволяет
обнаружить индивидное бытие людей как значимую социальную силу и форму в тех далеких
временах истории, где она уже плохо различима и социальный процесс кажется стихийным
движением сплошных человеческих масс. Однако выдвижение темы личности на первый
план в полифонии социального процесса не должно порождать иллюзий, в частности
связываемых с упрощением его многомерности, редукции его сложности к какой-то одной
линии, к одному фактору, пусть далее и человеческому, индивидному, личностному.
Мы заострили проблему личности, «высветили» ее разрешающие возможности, ее
многообещающую социальную перспективность. А теперь выясним, что же осталось в тени.
В частности, обратим внимание на незаметность индивидных революций, на поглощение их
результатов анонимными силами истории, на превращение достоинств и завоеваний этих
революций в инерционные формы, тормозящие социальное и личностное развитие.
Вспомним, что формы духовного становления личности, связанные с первой индивидной
революцией, поскольку они обретали внешнее, институциональное закрепление в
моральных, религиозных, сословных, государственных структурах, оказывались средствами
манипулирования индивидом, проводниками давления на него со стороны сословия, цеха,
духовных и светских властителей. Формы самоопределения индивидуального человека как
бы отделялись от него, превращались в схемы внешней, мифологизированной или
обезличенной социальности. Индивид не узнавал в них себя, не мог «развернуть» в них свою
энергию, стремления, интересы.
Вторая индивидная революция, положившая конец господству личных зависимостей,
выросла энергией людей, искавшей соответствующую социальную форму, и закрепила
законную роль и место индивидных человеческих форм в структурах социальности. Однако
они, как бы насытившись свободной энергией личной инициативы, вышли из-под контроля
людей и начали оказывать автоматизирующее, «закрепляющее» воздействие на человека.
Третья личностная революция, вызванная кризисом «экстенсивной» социальности и
направленная на изменение качества социальной организации, как будто может избежать
участи предыдущих уже хотя бы потому, что она помещает развитую индивидуальность в
узловые точки социальной организации, ставит под контроль личности механизмы и
|