 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Столкновение с серьезными жизненными и человеческими проблемами заставляет человека
«вернуться» от обобщенных образов и понятий, от стандартных схем построения
деятельности и сознания к конкретной характеристике средств взаимодействия с другими
людьми, к определению границ и возможностей своего собственного бытия.
Культурная достаточность индивида в этом плане предстает и его способностью
структурировать с помощью сознания свое бытие, и его способностью преобразовывать эту
структуру.
Таким образом, сознание оказывается средством преодоления замкнутости человеческого
бытия на самое себя и в этом плане открытием бытия к другому бытию, средством со-бытия
людей.
Если мы рассуждаем об отдельном человеческом индивиде, то жизненное пространство, в
котором «оперирует» его сознание, может рассматриваться как своего рода «печать»,
которую индивид накладывает на социальную реальность. Структурирование пространства
тогда может быть истолковано как продукт развертывания самого сознания, как условие
формирования и нормального функционирования психики индивида. Необходимость для
нормальной психики человека структурно оформлять пространство была исследована и
показана гештальт психологией, в частности Куртом Левиным. Именно на этом он строил
свою концепцию мотивации личности. Однако в этом описании, так или иначе, на первом
плане — психологический аспект проблемы. И ему можно противопоставить другой, когда
структура жизненного пространства человека, в которой он развертывает свое социальное
бытие, существует сама по себе, независимо от его психики и сознания.
Такого рода представления были реализованы в натуралистических и позитивистских
моделях общества и социальной структуры в широком смысле слова. Для этих построений
не было особой нужды в сознании людей. Оно, конечно, как-то включалось в эти
представления, но присутствовало там то ли как надстройка, то ли как пристройка, то ли как
«амортизатор» жестких структурных взаимодействий.
Сознание в таких схемах социального бытия не было «незаменимым» моментом. Выражаясь
более конкретно, это было и не сознание как таковое, а стандартизированная психика людей,
обеспечивающая стабильность социальных форм, а людям служившая в качестве аппарата
отражения сложившейся композиции социальности.
Другое дело, когда реально возникает проблема трансформации и обновления социальных
структур. Как только она выявляется, сразу на первый план выдвигается вопрос о субъектах
обновления или становления социальных форм. Точнее: субъекты эти самоопределяются, и
через это самоопределение происходит проработка, выдвижение и закрепление новых
структурных образований. Тогда и сознание работает с напряжением, раскрывает или
наращивает свои потенции как конструктивный принцип построения пространств и форм
человеческого взаимодействия.
И это уже не просто проекция бытия отдельной личности на социальное пространство. Это
— множество проекций, взаимодействующих и перекрывающих друг друга, противоречащих
и сочетающихся, намечающих новый строй межсубъектных связей, ориентирующих людей
на его воплощение в стабильные социальные формы. Такая работа сознания предполагает
содействие различных конкретных субъектов. Она возможна в среде, гарантирующей
различным субъектам широкие возможности для самоутверждения, лимитирующей действия
субъектов не силой принуждения (или его постоянной опасностью), а нормами,
выработанными, воспринятыми и защищаемыми прежде всего самим процессом их бытия.
В такой структуре социального бытия главным вопросом сознания оказывается не вопрос о
том, что оно сознает, не вопрос знания или отражения. На первый план выступают другие
вопросы: кто сознает, почему он направляет сознание на это и оставляет вне сознания
другое!
