 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
собою. Однако вне понимания человеческих индивидности и индивидуальности проблема
индивидуальной духовности во многом остается закрытой.
На эту методологическую непоследовательность Дильтея обратили внимание В.
Виндельбанд и Г. Рик-керт, предложившие для той же проблемы другое решение.
Во-первых, они указали на то, что деление научного познания на познание природы и
познание духа является методологически непоследовательным и поэтому неудачным.
Фактически проблема состоит в зависимости понимания духовного от трактовки
индивидуального, объяснения природного — от установления общего.
Подчеркнув эту несообразность дильтеевского подразделения наук, они, во-вторых,
предложили свое подразделение познания на познание индивидуального и познание общего.
Они закрепили его в соответствующей терминологии, связавшей индивидуализирующее
познание с науками о «культуре», а обобщающее — с науками о «природе».
В-третьих, они сумели показать, что природа и культура отличаются не столько по своему
материально-предметному содержанию, сколько по способу их представления в
человеческом опыте и познании. Выделив в чистом виде индивидуализирующую науку о
«культуре» и обобщающую науку о «природе», Виндельбанд и Риккерт затем подходят к
выводу о возможности изучения любого объекта и как объекта культуры, и как объекта
природы: природное тело может быть предметом культурного анализа, а культурная форма
(дворец, например) может рассматриваться как явление природы.
Обращаясь к нашей повседневной реальности, это можно пояснить и так. Обычный человек
на приеме у обычного врача первоначально предстает в качестве потенциального носителя
какого-то недуга; врач видит в нем единичного представителя некой общей нормы или
патологии, т.е. «пропускает» значение человека как особого индивида, личности. Отсюда —
и масса трудностей в индивидуальном диагностировании больных.
Дело обстоит иначе, когда общество вынуждено заняться вплотную определенной
экологической проблемой: речь идет не о природе вообще, не о море вообще, не об озере или
роще вообще, а о конкретной природной системе, с ее особыми формами, особой историей.
Каждый такой случай требует индивидуального подхода, поскольку речь идет о спасении
единственного в своем роде явления. Но тогда природное образование рассматривается и
оценивается как явление культурно-историческое (что, очевидно, не отменяет его трактовки
в рамках общих природных закономерностей).
Что же отсюда следует?.. А то, что разделение познания на науки о «природе» и «культуре»
существует и в самом обществознании. Оказывается, возможны два обществознания: одно,
изучающее общественную жизнь по стандартам наук о «природе», т.е. сквозь «призму»
общих законов, и другое обществознание, толкующее бытие людей по принципам наук о
«культуре», сфокусированное на понимании индивидуальных форм человеческой
деятельности, целостных явлений социальной истории.
Более того, даже в границах одной науки оказывались сосуществующими две
принципиально различные установки — на культурологическое и натуралистическое
отображение предмета. Методологическая дилемма, намеченная Виндельбандом и
Риккертом, прояснила уже фактически существующее в обществознании и философии
размежевание культурной и натуралистической ориентации.
Г. Риккерт предсказал появление естественнонаучной социологии, и она появилась в XX в.,
когда Д. Ландберг предложил описывать человеческие отношения как взаимодействия
элементарных частиц. Г. Риккерт возражал (вопреки своим принципиальным установкам)
против естественнонаучной истории, но и она в XX столетии оказалась реальностью в
антропологии, археологии, в кибернетических и экологических моделях общественного
процесса, в некоторых марксистских концепциях, абсолютизирующих
