 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Экономика своим абстрактным измерением, как всепроникающим излучением, выявила
внутренние связи и функции различных подсистем общества. В контексте экономики
понятия государства, права, науки, культуры приобретали новое измерение и глубину.
Некоторые из них, например понятия государства и права, должны были существенно
измениться, определив этим и перспективу практических изменений соответствующих сфер.
Другие, например понятия культуры, искусства, нравственности, всем своим существом
«сопротивлялись» экономическому измерению, однако и они испытали мощное давление
реальных абстракций, стимулирующих «экономическую метафизику» человеческого бытия.
Приобретение социальными понятиями новых характеристик означало изменение строя
обыденного поведения людей и их мышления: понятия становились средствами
приспособления людей к новым принципам функционирования социальных связей, к их
абстрактности, анонимности, «растянутости» и воспроизводимости во времени. Привыкание
к развертыванию своего социального бытия во времени означало для человека и выработку
новых форм понимания, новых форм связывания понятий. Понятия, «вытягивающиеся» по
оси времени, связывающие, к примеру, схему действий работника со схемой действия его
сотрудника в разделенной во времени деятельности, утрачивали непосредственную
образность, картинность и приобретали формы схем или знаковых записей. Понятия-
представления замещались понятиями-схемами, а понятия-схемы — понятиями-знаками,
схемами-«нотами»: такова была неизбежная плата мышления за попытку выразить
процессуальность социального бытия. Или скажем так — мышлению людей необходимо
было мобилизовать свои выразительные резервы (схемы-знаки и схемы-«ноты») и
выработать новые средства, чтобы по-прежнему эффективно служить человеку в
меняющейся системе социальных связей.
Подобная ориентация мышления в определенном смысле начинала обособлять его от
повседневного опыта, от «живых» чувств и впечатлений человеческого индивида:
мыслительные схемы, выводящие человека за рамки происходящего в данный момент,
оказывались по необходимости формальными. Однако этот формализм мышления не
является чем-то принципиально новым; каждая из предыдущих эпох навязывала индивиду
свой формализм мышления: ритуальный формализм древности, сословный формализм
средневековья. Особенность новоевропейского формализма в том, что он впрямую не
навязывается индивиду, он дает ему возможность с помощью мышления вписать себя в
любые абстрактные связи, но ценой растворения своих индивидуальных свойств в этих
абстракциях. И если в прежние эпохи формализм мышления вписывался в структуры
индивидного бытия людей, то теперь формализующее мышление начинает выходить далеко
за грани индивидного бытия, и ему требуется собственная территория для освоения
нарастающего массива абстрактных объектов познания и практики.
Новое время порождает новую науку (некоторые исследователи считают, что наука в
собственном смысле в это время только и появляется). Это уже наука не о вещах, а о связях и
отношениях, в которых предстают вещи; их свойства образуют особые формы, «стихии»,
объекты. Наука, по сути, и работает с этими «вторичными» вещами, скрывающими связи их
порождения и функционирования. Она улавливает зашифрованные в вещах отношения и
пытается ввести их в сферу практического использования и в обыденный опыт человека. Но,
поскольку скрытые отношения не встраиваются в образы и представления обыденного
человеческого опыта, наука дает им косвенное выражение на языке знаково-символических
формул. Это соответствует положению вещей в науке: они здесь представляют не самих
себя, а определенные ряды, типы, системы отношений, т.е. они фактически функционируют
в науке как символы и знаки каких-то процессов.
Все это надо учитывать как условие зарождающейся общественной науки (впоследствии —
наук). Обществознанию как бы самой действительностью подготовлены объекты
исследования: обособленные индивиды, их обособившиеся отношения, особая сфера
производства. И все это можно изучать как вещи: исчислить, измерить, взвесить, не ссылаясь
