 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
результате охотник претендует уже не в силу потребностей, а буквально в силу своей
способности выполнить определенный раздел совместной работы.
Результат совместной деятельности все более зависит от определенности индивидуального
действия, от его вписанности в структурность разделенной деятельности. В нем как бы
закрепляется согласованность разделенных действий, «просвечивает» связь человека с
человеком, с другими людьми, с развернутой в деятельность человеческой общностью.
Предметный результат деятельности начинает «двоиться»: оставаясь конкретным
предметом, он становится скрытой связью людей.
Отдельному охотнику, чтобы «вписать» свое действие в организованность общности,
восполнить и замкнуть ее, необходимо представить не только конкретный результат, но и
скрытый ход дела, распределенную во времени связь операций. Ему нужно все это так или
иначе спроецировать в организацию собственного поведения, в комбинацию своих действий
и сил. Желательно также закрепить или подкрепить эту комбинацию действий каким-то
предметом, дать ей какую-то вещную «органопроекцию».
Все это, естественно, оказывает стимулирующее и усложняющее воздействие на психику
человека. Ведь образ желаемого предмета отделен от предмета, образ деятельности — из-за
ее развернутости и раз-деленности в пространстве-времени — также отделяется от
деятельности. Причем именно отделившийся образ и выступает мотивом деятельности
индивида, именно он корректирует действия охотника в конкретной, непосредственно
обозримой обстановке. Отвлеченный от деятельности и в этом смысле абстрагированный
или идеализированный образ включается в непосредственные представления, достраивает и
перестраивает их. Реальность действия оказывается глубже, объемнее непосредственного
представления. Необходима соответствующая настройка психики, чтобы связать новые
измерения реальности и наглядные образы.
Форма разделенной во времени и пространстве деятельности «входит» в психику человека
именно через соединения идеализированных образов социальной организации с реальным,
т.е. слитым с непосредственным бытием индивида, образом его действия. Способность
индивида оперировать этой формой снижает значение непосредственно подражания, чувства
стадности, стереотипа совместной — плечом к плечу — деятельности. Социальность,
заданная смыслом разделения деятельности, начинает противоречить прямой
коллективности, примитивной «стадности», просто соединяющей индивидов и их силы. Она
задает перспективу роста силам индивида, предоставляя в его распоряжение развернутые во
времени и свернутые в формы орудий образы возможных действий: он может их
присоединить к своим силам, сделать способами реализации, превратить их в свои
способности. И наоборот, он может, исходя из них, как из задачи, преобразовать их в новые
комбинации сил и природного материала, использовать лишь как средства. Так или иначе
здесь проявляется не зависимость людей от логики вещей, а зависимость используемых
людьми вещей от логики организации людей, от разделения процесса деятельности на
обособленные, но взаимообусловленные линии его осуществления.
Известна диалектическая формула о совпадении в изменении обстоятельств и
самоизменении людей, характерном для переходных исторических состояний. Если
воспользоваться ею, можно сказать: становление совместно-разделенной деятельности
людей как процесса, организующего их социальную связь, должно быть понятно именно в
качестве такого совпадения.
В этом понимании следует акцентировать пояснение понятий «обстоятельства» и
«самоизменение» людей, ибо они выступают совсем не в тех функциях, которые им, как
правило, приписывает и обыденное, и научное мышление.
Обстоятельствами в данном случае оказывается сложное переплетение экологических и
собственно биологических зависимостей, в которые включена человеческая коллективность.
