 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Милтон Г. Эриксон: «Стратегия психотерапии»
107
Позже в этот же день она спросила, когда пришло письмо, и Хаксли не мог припомнить даже
самого факта его получения. Однако оба понимали, что, несомненно, почтальон позвонил,
Хаксли услышал звонок, прервал на время свои занятия, подошел к двери, открыл ее, получил
письмо, запер дверь, положил письмо в соответствующее место и вернулся к креслу, где его и
нашла жена.
Оба эти случая произошли сравнительно недавно. Он вспомнил о них лишь как об
эпизодах, но не ощущал, что эти события составляли часть описания его поведения. Он мог
только заключить, что находился в состоянии «глубокой рефлексии», когда происходили эти
события.
Впоследствии жена Хаксли подтвердила предположение о том, что его поведение было
полностью «автоматическим, как у машины, движущейся в точно заданном направлении. Очень
интересно наблюдать за ним, когда он вынимает книгу из книжного шкафа, садится в кресло,
медленно открывает книгу, надевает очки, прочитывает какой-то фрагмент, а потом
откладывает книгу и очки в сторону. Спустя некоторое время, иногда даже через несколько
дней, он замечает книгу и спрашивает, почему она здесь лежит. Он никогда не помнит того, что
делает и о чем думает, когда сидит в этом кресле. Но самое неожиданное вы увидите тогда,
когда мой муж сидит в кабинете и упорно работает».
Другими словами, когда человек находится в состоянии «глубокой рефлексии» и, кажется,
полностью оторван от внешнего мира, целостность задачи, которую он выполняет в этом
душевном состоянии, не разрушается внешними стимулами, но какая-то периферийная часть
сознания заставляет его все же принимать их, правильно на них реагировать; при этом в памяти
не запечатлеваются ни сами стимулы, ни реакция на них. Жена Олдоса Хаксли рассказывала,
что, когда она дома, он, находясь в состоянии «глубокой рефлексии», не обращает внимания на
телефонные звонки, хотя телефон стоит рядом с ним, и на звонки в дверь. «Он просто во всем
тогда полагается на меня, но если я говорю ему, что ухожу, он всегда отвечает на телефонный
звонок и открывает дверь, когда кто-то звонит».
Хаксли считал, что ему требуется приблизительно пять минут, чтобы войти в состояние
«глубокой рефлексии», и для этого ему нужно «просто отбросить в сторону все якоря»
сознания. Что он под этим понимал, Хаксли объяснить не мог. «Это весьма субъективные
ощущения», при которых он явно добивался состояния «упорядоченной умственной
организации», что позволяло его мыслям течь свободно и упорядочение в то время, как он
писал, – таково было его окончательное объяснение. Он никогда не занимался анализом своей
«глубокой рефлексии» и не считал, что сможет ее проанализировать. Зато он предложил
провести экспериментальное исследование такого состояния в течение одного дня. При этом
исследовании быстро обнаружилось, что, погружаясь в свои мысли, чтобы достичь состояния
«глубокой рефлексии», он действительно «отбрасывал в сторону все якоря» и, казалось, терял
всякую связь с окружающей обстановкой. При попытке субъективно пережить состояние
«глубокой рефлексии» и вспомнить процессы вхождения в такое состояние он смог развить его
за пять минут, а выйти из него буквально через две минуты. Хаксли прокомментировал это
следующим образом: «Я приношу свои извинения. Неожиданно я обнаружил, что приготовился
работать, но мне нечего делать. И я понял, что мне лучше выйти из этого состояния». Перед
следующей попыткой мы договорились, что я должен дать сигнал, когда ему выходить из
состояния «глубокой рефлексии». Вторая попытка была так же удачна, как и первая. Хаксли
спокойно сидел в течение нескольких минут, а потом я подал ему условный знак. Он так
прокомментировал это: «Я обнаружил, что чего-то жду. Я не знал, чего именно. Это было
просто „что-то“ вне времени и пространства, что должно произойти. Мне кажется, я в первый
раз заметил это ощущение. Я всегда над чем-то размышлял в это время. Но на сей раз у меня не
было никакой работы, я был ничем не заинтересован, ко всему безразличен, просто ждал
чего-то и чувствовал настоятельную потребность выйти из этого состояния. Интересно, вы
подали мне условный сигнал или нет?».
Ряд заданных ему вопросов показал, что он явно не помнит о данных ему стимулах. У
него только было ощущение, что пришло время выйти из этого состояния. Многократное
повторение опыта дало такие же результаты. И каждый раз у него возникало ощущение
пустоты без времени, без пространства, спокойное ожидание «чего-то» неопределенного и
