 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Александр Евсеевич Хинштейн: «Какого цвета страх»
298
21. Прапорщик Овчинников Андрей Николаевич (отдел собственной безопасности);
22. Прапорщик Солдатенков Сергей Иванович (водитель);
23. Прапорщик Краев Александр Витальевич (комендантское отделение);
24. Прапорщик Горбунов Вячеслав Юрьевич (водитель);
25. Ивановская Людмила Александровна (финотдел) — пропала без вести;
26. Литовченко Нина Дмитриевна (секретариат) — пропала без вести;
27. Жарикова Нина Михайловна (отдел кадров) — пропала без вести.
В облике его не было ничего трагичного. Невысокого роста, тучный, с добрым круглым
лицом — чем-то он был похож на Рэма Вяхирева, всемогущего повелителя газа. И только
огромный, в полстены, портрет Дзержинского в старомодной, желтого дерева, раме указывал на
суровую профессию этого человека.
Через неделю после выхода материала о штурме Грозного мне позвонили.
«С вами хочет встретиться генерал Ромашин, замминистра атомной энергии. Отец
погибшего майора Ромашина, Героя России».
Я ожидал увидеть совсем другого человека. Генерала КГБ. Замминистра. А он…
Нет, все эти титулы, регалии, конечно, незримо присутствовали — в «вертушках» с
золоченым гербом на диске, в помощниках, которые по-военному быстро вскрыли бутылку
коньяка. Но на время нашей встречи Ромашин как бы забыл про все это. Он был просто Отцом:
я сознательно пишу слово «Отец» с большой буквы, потому что звание это намного выше, чем
генеральский чин или министерское кресло…
Однажды я попробовал подсчитать: сколько генералов довелось мне встретить. Цифра
вышла внушительная — где-то с полтысячи. Среди них были разные люди, но в большинстве
своем ничего общего с настоящими генералами они не имели.
Генеральские лампасы девальвированы сегодня наравне с рублем. Дачи и «мерседесы».
Украденные миллионы. ЗГВ. Это про таких, как они, сказал много веков назад французский
маршал Мак-Магон: «Генералы — люди, у которых меньше всего мужества в этом мире».
Но Ромашин — это я понял сразу — относился к другой, вымирающей, словно
уссурийские тигры, категории генералов.
«Мог ли я перевести Сергея в другое подразделение, не пускать на войну? Конечно, мог.
Служил бы себе да служил в погранвойсках, был бы уже, наверное, подполковником».
«Тогда почему вы этого не сделали?» — Я понимал, что вопрос мой звучит жестоко, но не
задать я его не мог.
«Он — взрослый человек. Он сам привык принимать решения».
Вот оно, что называется, два мира — два шапиро: одни генералы отправляют солдат на
бойню, обворовывают и без того нищую армию; другие — посылают своих детей на войну. Не
один только Ромашин. И генерал Пуликовский — нынешний президентский полпред. И генерал
Шпак — командующий ВДВ. Их сыновья тоже погибли в Чечне, хотя вполне могли отсидеться
где-нибудь в теплом, уютном местечке…
Мы выпили, не чокаясь. Ромашин проглотил свою рюмку залпом, опустил глаза в пол,
думая о чем-то своем.
О чем? О том, что его сыну, когда он погиб, было столько же лет, сколько мне сейчас? Об
оставшейся без отца маленькой дочке? О том, как поехал он в августе 96-го искать его тело, как
увидел наконец то, что осталось от плоти его и крови?
А потом я сделал телепрограмму. Ромашин принес из дома Звезду Героя и видеопленку с
какого-то торжества, на которой сын его был ещ¸ жив и весело хохотал, сидя за столом: это все,
что осталось от Сергея Ромашина. Сам генерал сниматься наотрез отказался.
Мы установили уже камеры, свет, но он как-то в момент постарел, съежился и отвернулся:
я-то видел, почему — чтобы не было заметно, как заблестели его глаза. И запись с похорон мне
не отдал. Сказал коротко: боюсь за жену…
А в это самое время другой человек — не хочу называть его имени — давал помпезное
интервью. Рассказывал, как его бойцы обороняли общежитие, как с частями 205-й бригады
входил он в город. (Он так и сказал: «я с частями», словно был он каким-то Чапаевым,
скачущим на лихом коне впереди.) На груди его блестела Звезда Героя.
