 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
заземления, эта пульсация не достигала таза, который продолжал оставаться очень напряженным и
ригидным. Волны, связанные с дыханием, не проникали у Дианы глубоко в живот. У меня не было
никаких сомнений в том, что она боится капитулировать перед своей сексуальностью. Указанный страх
находил также проявление и в напряженности грудной клетки, что сдерживало ее дыхание, а также
ограничивало сердечные чувства. Лицо у нее было моложавым, порой на нем пребывало почти детское
выражение, которое не отвечало ее возрасту. Диана боялась быть целиком и во всем женщиной.
Другое дело, что во всех ее стараниях имелся сильный элемент желания понравиться. Она хотела
понравиться мне, точно так же как хотела произвести впечатление и на всех тех мужчин, с которыми ей
доводилось иметь дело. Одновременно они были для нее еще и персонажами, напоминающими отца,
поскольку буквально все мужчины Дианы были старше нее по меньшей мере на пятнадцать лет. Ей
нужно было по-прежнему нравиться другим, выступая в привычной - еще с детстких времен - роли
«папочкиной дочурки». Ее тайная надежда состояла в том, что в этой роли она вновь обретет те любовь
и радость, которые в бытность маленькой девочкой ей довелось изведать в отношениях с отцом. Однако
эта же самая роль препятствовала тому, чтобы ей найти полное удовлетворение как женщине.
Диана прекрасно помнила удовольствие и радость, которые она испытывала в общении с отцом.
«Каждый вечер он читал мне, пока я не засыпала. Его чтение длилось подолгу. Мне кажется, оно
занимало не меньше часа. Я любила слушать его. Закончив чтение, он играл со мной в ладушки, после
чего я поворачивалась к стенке и погружалась в сон». Именно отец познакомил ее с литературой, и она с
приятными чувствами вспоминает долгие совместные прогулки, во время которых он делился с ней
своими мыслями.
Когда я спросил у нее об отношениях с первым мужем, который, как вы помните, постоянно
обижал ее, она ответила: «Я любила слушать его разговоры. Он был человеком блестящим». Секс с ним
был, по ее словам, самым лучшим из всего, что она знала тогда и потом. Поскольку Диана любила его,
невзирая на физические унижения, которые он ей причинял, я стал более углубленно выяснять у нее
характер взаимоотношений с отцом, и она поведала мне об одном воспоминании, которое никогда не
покидало ее: «Помнится, когда мне было годика три с половиной или четыре, я лежала в постели. Все
чувства во мне были открыты и полны радости. Подобные чувства не были для меня новы. И вдруг я
вспомнила, как около моей кроватки однажды стоял отец. Я помню его руку, ударившую меня, но мне
показалось, что он не хотел этого сделать. Не знаю, почему и за что он меня ударил. Я была так
счастлива видеть его. И удар оказался для меня очень большим шоком. Я в тот момент была сбита с
толку, и с того времени я сбита с толку навсегда. Я почувствовала себя подставленной кем-то, и теперь
люди всегда так со мной поступают. Мне нужно всегда быть начеку, но я совсем не хочу быть начеку. Я
не знаю, как защитить себя».
Воспоминание об ударе, беспричинно нанесенном ей отцом и воспринятом ею как измена и
предательство, волновало Диану еще с тех времен, когда она была совсем маленькой. Она никогда не
смогла освободиться от этого воспоминания, поскольку не была в состоянии выразить свой гнев против
отца за то, что он побил ее. Во время терапевтического сеанса я посоветовал ей лупить по кровати
теннисной ракеткой, чтобы хоть частично выразить подавленный в детстве гнев. Поначалу я подумал,
что она сказала об испытываемом ею гневе только для того, чтобы сделать мне приятное. Ведь когда она
пыталась мысленно ударять отца, то испытывала трудности с выражением гнева по отношению к нему.
Впоследствии она согласилась с тем, что у нее действительно были проблемы при выражении гнева,
направленного против отца. Согласилась она и с тем, что в ней издавна жил такой страх: если она
станет сердиться, а тем более гневаться на отца, то он перестанет ее любить. Поскольку отец Дианы уже
несколько лет как умер, то это означало лишь одно: все истекшее время она была привязана к иллюзии,
что отец по-прежнему любит ее.
Единственное, чем она извиняла и оправдывала отцовскую атаку, была убежденность в том, что
его спровоцировала и даже вынудила мать. Он разрывался между двумя своими женщинами. «Его чуть
ли не маниакальная привязанность ко мне вызывала в ней сильнейшую ревность, и отцу приходилось
выбирать». Позднее Диана впервые поняла, что отцовская привязанность к ней носила сексуальный
характер: «Он относился ко мне слишком горячо». Но это ничуть не уменьшило любовь Дианы к отцу.
Его сексуальный интерес воспламенял ее до уровня радостной страсти, и именно по этой причине тот
период детства по сей день видится ей чем-то идиллическим.
