 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
пастырь для стада, но не в стаде я. Оклеветали Антихриста, но только крайняя необходимость
зла принадлежит ему; в самом христианстве нахожу я много зла, от которого открещиваются
оно, но сквозит в нем необходимость.
Лучше обрести уши и прислушиваться, прислушиваться к голосу Природу, к Ее
целительному слову. До чего возвысился человек: он осудил Тебя, Природа, осудил свою
мать, говорит он: плохо то, что творишь Ты. Недоволен бытием; говорит – несовершенен он,
много зла в мире. Одни обвинения. Чувство вины в нем, научился винить он. Мудрому дано
знать, что в несовершенстве твоем залог совершенства; в зле – залог добра. Пачкуны лишь
кричат по углам о добре; те, кто творит, скромны; научились постижению зла; достигли
высшей мудрости, кусая камень.
Эх, Учитель, есть у них одно слово «сатанизм» и навешивают они его на что ни попало;
как фиговым листочком прикрывают свое достоинство. На все, что способны они, так это,
широко открыв глаза, или с усмешкой, произносить одно слово; дальше него не
простираются их взоры. А если скажу я им, что «сатанизм» - это любовь к ближнему и
дальнему, но дарящая не жалость, а силу, то пожмут недоверчиво плечами.
Подошел я к точке, к пику, к высокой горе, взглянул и воскликнул: Хватит! Устала
Природа терпеть. Пусть следующие слова прозвучат как приговор: олицетворение: Венера –
первосущность всякой любви; из ее сосцов сосет жизнь всякую благодать. Настало твое
желанное утро, Заратустра, явись на небосклон Люцифером, утренним ликом. Но Веспер
вечерний мне ближе всего; он предвещает тобой желанную ночь. И теперь кто против
первейшей богини, пусть отречется и станет по другую сторону, а вместе с тем и отречется от
всей эллинской культуры и того, что породила юность человечества! И отрекались, и
истязали себя, но ныне измельчали, бессильные. Только одного прошу у них: пусть будут
честными перед собою! А если скажут, что не всякая любовь от Венеры, то отвечу, что от
Лукавого это.
P. S. Захотелось сказать пару слов символами:
Символами хочу научиться говорить я, за символами угадывать их значение, не
ошибаться и метко стрелять из лука. Не ситом черпать воду, ни сачком, но кувшином. Ах,
заострю я свой глазок! Ибо много достойных учителей у меня было.
Интересное выражение слышал я – «розовые сопли»; посмеялся я над «соплями» и над
теми, кто так говорил, а еще мне захотелось посмеяться над их трагедиями; ибо узнал я новое
слово от них.
А также слышал я тех, кто потешался над влюбленностью; презрением платили они за
то, что сами не были влюблены, или за неспособность. Когда же они были влюблены, то я
смеялся над их страданиями.
Тогда жестоким называли они меня, но я же у них учился этой «жестокости». Слабым я
был перед их презрением; высокомерно смотрели они на меня. А мне опять было смешно их
высокомерие; ибо дешево оно им досталось.
Где-то слышал я, у каких-то ручьев на вершине горы, мне рассказывали про
платоническую и высшую любовь, мне рассказывали про семь уровней любви. Но отрекся я
от форм и времени, мне хотелось трогать саму силу…
Легонько касаться ее основ, перышком мне хотелось гладить ее, но радость обладания
говорила во мне. И только насытив ее, я мог стать искушенным ценителем высшей
чувствительности.
Однажды шел я по лесу, танцевал, и вдруг - остановился… внезапно осознал я
страшную истину и ужаснулся. Ее нельзя было произносить, ибо сбудется. К ней можно
