Я думаю, в противовес тем, кто лжет о вырождении рода человеческого, что генотип не
стоит на месте, а дрейфует, в направлении общей идеи, к высшим типам человечества.
Смешным тогда мне кажется вырождение; но серьезным вырождение на пике.
Только уж очень он чувствителен к мельчайшим изменениям, чреватым столь многим
разнообразием: от убожества до величия, от порока до святости, от маньяка до гения. Но
опять противоположности нахожу я здесь.
О, я научился новому искусству чтения текстов; я обрел второе зрение - за текстом, как
его подоплеку, я научился видеть метафизику, проявление ее принципов. Это в высшей
степени удивительное чтение, уже достойное медитации!
Сказал бы я, что это очень просто; но для этого надо много знать, долго я шел к этому, и
вот, наконец, прозрел.
Научитесь в тексте выделять ключевые слова и познайте необходимые связи между
ними, познайте сами слова, а точнее то, что за ними прячется! И это уже не филология, это
философия.
Слышал я такие слова, как «превосходное вино», «превосходный скакун»,
«превосходная вещь», «превосходный человек». Ко всему-то подходит это слово
«превосходный»! А к чему не подходит, от того веет абсолютом и тотальностью.
Нравится мне борьба айкидо, особенно айкидо разума. Много сил я посвятил этой
борьбе и научился обращаться с критикой.
Научитесь разрубать тягучую резину плохих примет, тогда вы станете свободными от
мнительности, настораживающей, унижающей.
Да, знакомо мне это самоуничижение перед сильным и слабым, дабы не показать своей
варварской гордости и смеха. Часто насильно опускал я перед ними глаза, ибо в моих глазах
было много вызова и требовательности.
Видел я, шуты и скоморохи прыгали вокруг клада и смеялись; он тоже смеялся над
ними, ибо не знали они, что он у них под ногами.
Не хочу я знаться с гороховыми шутами, ибо мало у них необходимости: когда я
смеялся над нелепостью, я постигал необходимость, когда я смеялся над пародией, я
познавал подлинность. Также много встречал я безумия и здесь находил мудрость.
Пусть миф возвратит меня к реальности, не к фиглярству и плутовству, но к
серьезности, пусть и к наивности, но подлинной, - не к школьницам в белых бантиках и
гольфах, идущим из борделя.
Серьезность иных казалась мне шутовством, - смеялся я над их серьезностью, - из себя
они выдували пузыри, и все то, что дуется и важничает.
На вопрос о необходимости молчали они и краснели, как раки в кастрюле; или того
лучше бесились. Не спокойными казались они мне, ходули убегали из-под их ног. А я
стоял и думал, что зыбка почва под ногами у человека.
Великое единство превосходства рождается в борьбе: единство в противостоянии
борющихся. Станьте половинкой и вы узнаете его!
Я хотел научиться говорить светом, я хотел научиться говорить ночью. Великое
напряжение перед прыжком скрывали мои члены. Я научился смотреть на праздник из
потайной комнаты, и наконец сам стал праздником.
Мы доверяем нашему сердцу и разуму. А чему еще мы можем доверять? Но не подведут
ли они нас к гибели?
Слышал я когда-то об инстинкте самосохранения, и слышал о птице, поющей в
терновнике, - и знал высшее, чем самосохранение; только у трусов не находил я этого
высшего.
Многие приходили к гибели, ибо знали должное. Но не во всяком говорит это должное,
а в иных говорит, но паклей затыкают они ему рот.
|