 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
пытается компенсировать недостаток уважения к себе авторитарными методами. Как только проблема
фрустрированного авторитета решается, от авторитарности может не остаться и следа. Эпилептоид
авторитарен и тогда, когда у него нет проблем с уважением. Он авторитарен по причине
вышеописанной напряженной дисфорической прямолинейности, которая делает его малоспособным
к уступчивости, многопрощающей терпимой доброте. Таким образом, его авторитарность, в отличие от
психологической, временной, уходит своими корнями в стойкую психобиологическую конституцию
(характер). По причине своей прямолинейной правильности он сам себя не поймет, если позволит
людям жить, как им хочется, а не так, как его строгому взгляду представляется нужным.
Некоторым эпилептоидам свойственна высокая степень справедливости, ведь справедливость, в
отличие от милосердия, любви, тоже своеобразная правильность — четкий баланс проступка и
наказания, успеха и поощрения.
Сильные природные инстинкты и влечения неотделимы от ядра данного характера.
Сексуальное и пищевое влечение, тяга к материальным благам и острым ощущениям, инстинкт
самосохранения со свойственной ему эгоистичностью оказывают влияние на психическую жизнь
эпилептоида, делая его несколько приземленным чувственником.
Также неотделима от ядра характера склонность эпилептоида к образованию сверхценных идей.
Сверхценные идеи выделены немецким психиатром К. Вернике в 1892 году. В их основе —
патологическая убежденность в чем-либо без достаточных для того оснований. В отличие от бреда это
психологически понятная убежденность, опирающаяся на реальные обстоятельства, которые
переоцениваются. Как указывал Карл Ясперс /7, с. 143-144/, в сверхценную идею можно
«вчувствоваться», она становится психологически понятной, если принять во внимание особенности
личности человека и его судьбы. Пример: муж неожиданно пришел раньше с работы и увидел в ведре,
приготовленном к выносу, бутылку из-под шампанского, заметил испуганный взгляд жены (она не
ожидала его прихода) и убежден, что дома был любовник, а не подруга жены, как было на самом деле.
Ход его мыслей понятен, в нем нет нелогичности (подобное могло бы быть). Патология в том, что
бутылки в ведре и испуганного взгляда ему достаточно для глубокой убежденности в том, что жена
изменила и будет изменять впредь. Даже если вся дальнейшая жизнь покажет, что он ошибался в
отношении жены, в глубине его души будет продолжать жить убежденность по поводу того случая и
настороженность к подобному в будущем. Важными предпосылками его убежденности служит то, что в
последнее время у него стало чуть хуже с потенцией, а жена стала немного любезнее с другими
мужчинами.
Совсем иначе выглядит бред ревности. Жена выбрасывает в ведро фантик от конфеты, и мужу
становится все абсолютно ясно: «Ага, конечно же, эту конфету ей дал любовник». Очевидно, что его
убежденность носит нелепый характер, строится на ложной алогичной посылке, в нее невозможно
вчувствоваться, серьезно поверить. Это глубокая патология мышления. Сверхценная же идея
эпилептоида строится на реальной логической посылке, которую можно понять, но значение которой
человеком явно переоценивается с далеко идущими последствиями. При этом к веским, разубеждающим
контраргументам эпилептоид остается глуховат.
Поскольку обычно подробно не показывают тесную связь стойких сверхценных идей с
характерологическими особенностями эпилептоида, то я хотел бы это продемонстрировать.
1. Из-за прямолинейной узости мышления у эпилептоида изначально доминирует один путь
мысли, а не многообразие вариантов, в каждом из которых нужно серьезно разобраться.
2. Инертность, тугоподвижность мышления. Один раз на чем-то застряв, мысль с этого уже не
сходит. Эпилептоиду не хватает отвлекаемости, легкомыслия, переменчивости натуры.
3. Самоуверенность мышления. Так как изначально не хватает иных значимых вариантов, а своя
мысль кажется логичной и правильной, то эпилептоиду трудно подумать: «А вдруг все как раз
наоборот?».
4. Патологическая стойкость аффекта. Как отмечал Карл Леонгард /8, с. 119/, у людей, склонных к
«застреванию» (эпилептоиды являются таковыми), аффект со временем мало гасится. Любые
прикосновения к значимому переживанию заставляют аффект заново вспыхивать. Обычно под такой
стойкостью аффекта лежит сила какого-либо влечения. В ревности — сексуального, в идеях
преследования — инстинкт самосохранения, в сутяжничестве — жадность, эгоизм. Также стойкость
