преломляя ее прошлым опытом жизни. Например, если быстро на слайде показать тарелку с овощами и
фруктами, среди которых находится лампочка, то здоровые чаще говорят, что это груша, а больные видят
то, что есть, лампочку. При сравнении пары предметов больные находят гораздо больше
возможностей, чем здоровые, для их сравнения. Вот некоторые примеры. Ботинок карандаш
«оставляют следы, издают звуки»; плащ ночь «появляются в отсутствие солнца, скрывают
очертания фигуры». Ю. Ф. Поляков приводит массу других экспериментальных доказательств подобного
рода /126, с. 199-251/.
Еще старым психиатрам был известен следующий феномен: в руки больному клали гири весом в
1 кг, но совершенно разных размеров, и он сообщал, что вес гирь одинаков, в то время как здоровые,
поддаваясь иллюзии, часто ошибались.
Против понимания шизофренических проявлений исключительно как минусов и недостатков
выступал гейдельбергский психиатр Груле. Нормативный подход, при котором за эталон принимается
жизнь так называемых «здоровых людей», ставит больных в положение неполноценных. Такой подход
сужает перспективу видения. «Крепелин, по мнению Груле, слишком был заражен именно этим
нормативным подходом к больным. Меньше этики, больше антропологии, меньше интересоваться тем,
что должно бы быть, и больше тем, что есть. Такова позиция Груле» /123, с. 28/.
Груле отмечал: «Мы имеем у схизофреника не то, что мы имеем у здорового, а нечто другое; но
«другое» не обязательно есть минус. Этой предвзятости следует избегать насколько возможно» /123, с.
25/. Таким образом, Груле предлагал подходить к пониманию шизофрении как к «другой» жизни,
представленной во всем ее качественном своеобразии, а не только с точки зрения того, чего ей не
хватает, чтобы стать жизнью нормальных» людей. Он считал бесплодным говорить о разрыве
ассоциативных связей, поскольку ассоциативная психология недостаточна для того, чтобы охватить
проблемы мышления в целом. Груле подчеркивал., что «схизис надо понимать не в смысле расщепления
ассоциаций («не в виде отрыва этикетки от коробки»), а в смысле изменения движущих мотивов
личности, т. е. в плоскости системы ценностей» /123, с. 30/. При этом Груле говорит не о деструкции
мотивации, а о «переслоении» мотивов.
Возможно, мысли Груле с рядом оговорок можно выразить так: шизофреник это человек с
иной системой ценностей и иным механизмом мотивации. Гуле допускает, что «речь у схизофреника
потенциально сохранена; схизофреник говорит не так, как нормальный человек, не потому, что не может
говорить нормально, а потому, что не хочет, не желает этого, потому что сложный комплекс его
переживаний и установок побуждает его к этому» /123, с. 26/.
Груле, рассуждая о шизофренических расстройствах, приближается к экзистенциально-
гуманистическому подходу к шизофрении как иному способу бытия человека в мире. Рассмотрим один
из вариантов этого подхода. Если здравомыслию и практичности не придавать значения решающего
критерия, то некоторые шизофренические миры оказываются более глубокими и подлинными, чем мир
обычного человека. Здоровый человек может оказаться бездарностью и преступником, а больной
гением и святым. В конце концов людей будет интересовать то, что тот или иной человек оставил после
себя в культуре, и гораздо меньше то, какой диагноз стоял в его медицинской карте. Известно, что
многие фундаментальные открытия и творческие прорывы принадлежат шизофреническим людям.
Более того, своими достижениями эти люди во многом обязаны не только своим талантам, но и
креативным особенностям шизофренического мышления и чувствования. Полифонист в отличие от
шизоида менее связан внутренней необходимостью выстраивать систему знания и мировоззрения,
сознательно или бессознательно разрушает эту систему и потому его мышление бывает даже более
оригинальным и свободным, чем шизоидное. Если с помощью еще неизвестного нам лечения
уничтожить эти особенности, то одновременно исчезнет незаурядный творческий потенциал
шизофренических людей. Поэтому оптимальной стратегией представляется борьба с шизофреническим
страданием при сохранении полифонических творческих особенностей. Абсолютное искоренение
шизофрении сделает мир более плоским и банальным.
А. Кемпинский /67/ отмечает, что многие больные шизофренией мало способны к лицемерию,
социальным ролям. В больных меньше корысти, ложного честолюбия, социальной суеты, чем в
здоровых. Как пишет Кемпинский, «царство шизофреническое "не от мира сего"». Он трактует
шизофренический психоз как прорыв к свободе, сбрасывание внешних оков, но, к сожалению, нередко
|