 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
73
учетом предыдущего раздела) сформулировать представление о том, что при наличии в истории
народа тяжелой психической травмы, связанной с национальным унижением, через какой-то
достаточно длительный период могут «вызреть» те или иные ложные идеи (или идеи отношения),
которые, при наличии сопутствующих условий (дополнительных негативных экономических,
социальных или политических факторов) затем превращаются в непоколебимую убежденность
конкретного народа или этнической группы в своей правоте, избранности Богом, а также — в
особой мессианской роли в сочетании с идеями гордости, величия и самопожертвования во имя
искупления или отмщения, при этом такая мессианская роль может приобретать самые жестокие
формы реализации.
Я понимаю, что это слишком уязвимое предположение (особенно в тезисном его обосновании),
и уверен в том, что оно будет подвергнуто беспощадной критике, тем более что в нем легко
угадывается конкретная феноменология. Но я бы взял смелость распространить это
предположение на все некогда гонимые, колониальные или полуколониальные народы, которым
затем была дарована свобода, возможность вернуться на свою историческую родину и очень скоро
ощутить себя на обочине истории и цивилизации.
Передача следующему поколению
Здесь я снова обращаюсь к работам уже упомянутого вначале Вамика Волкана, в частности к
его недавней статье «Травматизированные общества» [130]. Волкан обращает внимание на то, что
при исследованиях национальных аффектов и массовых психических травм (нанесенных
враждебной группой) особое значение приобретают механизмы передачи следующему
поколению.
В процессе обследования бывших узников концлагерей (после Второй мировой войны), в том
числе детей, было установлено, что от родителей детям передается нечто большее, чем просто
тревожность или другие аффекты депрессивного или маниакального характера.
Дети выживших (после национальных трагедий) гораздо глубже идентифицируются с
родителями и проявляют признаки и симптомы, относящиеся к прошлым психическим
содержаниям их родителей и в целом — к прошлому (свидетелями которого они не были и быть
не могли). Эта концепция «идентификации» хорошо известна как в психоанализе, так и за его
пределами. Главное в этой концепции состоит в том, что подвергшиеся тяжелой психической
травме взрослые могут «вложить» травматизированный образ себя в формирующуюся
идентичность своих детей. В результате дети становятся носителями ущербного родительского
образа, хотя этот образ может существенно варьироваться в зависимости от сопутствующих
экономических, социальных и прочих условий.
После массовой травмы (вызванной враждебной группой) сотни, тысячи или даже миллионы
индивидов вкладывают свои травматизированные образы в детей, и в итоге возникает
кумулятивный эффект, который определяет психическое содержание идентичности большой
группы. При этом все эти «вложенные образы» ассоциативно связаны с одним и тем же
травматическим событием.
В итоге «общая задача» следующего поколения заключается в том, чтобы сохранить «память» о
травме родителей, оплакать их утраты, отреагировать их унижение или (если первое не удается) —
отомстить за них. Однако какие бы формы ни приобретало проявление памяти о травме в
последующих поколениях, основной задачей остается сохранение ментального представления о
травме предков, которое постоянно (на протяжении десятилетий и столетий) укрепляет особую
идентичность той или иной большой группы.
Вамик Волкан назвал такие ментальные представления «избранной травмой» большой группы.
И в ситуациях, когда этой большой группе угрожает новый этнический, национальный,
экономический, политический или религиозный кризис, ее лидеры (интуитивно или осознанно)
обращаются именно к этой «избранной травме», обладающей особым потенциалом для
достижения эмоциональной консолидации группы.
Пример из практики
В качестве отдаленного примера можно привести события в Югославии. В период
нестабильности руководство страны (преимущественно — сербское) начинает активно
эксплуатировать «память» о битве в Косово, пленении и убийстве мусульманами в процессе этой
