скрягой мистером Кроуном, худощавым высокорослым стариком мрачного вида, который к ней
привязался. Она думала, что ненавидит мистера Кроуна, жестоко колотившего ее, точно так же, как
раньше это делал отец; но когда он в скором времени умер, Нана, к собственному удивлению, горько о
нем скорбела, хотя он и завещал всю кучу денег не ей, как обещал прежде, а Обществу противников
вивисекции. Ей пришлось вернуться к прежней жизни.
Рано или поздно Нана должна была подцепить венерическую болезнь; она заразилась от мистера
Мелигера, приличного на вид, но нервного юриста, часто ездившего по делам в Чикаго. Когда ей сказал
об этом доктор Пелл, она была шокирована и не сразу поверила; впрочем, состояние ее вскоре
улучшилось в результате правильного лечения. Когда ей показалось, что она уже излечилась, она
пренебрегла предостережением врача и вновь тайно приняла двух своих излюбленных посетителей.
Вследствие этого Ролф Метис и Джозайя Толли от нее заразились.
Главными эмоциональными напряжениями Наны были: во-первых, жажда ласки, которой она
была совершенно лишена в детстве; во-вторых, стремление к красивым вещам, усиленное убогой
обстановкой ее жизни (все деньги, заработанные ею сверх повседневных расходов, она тратила на
репродукции известных картин и книги об искусстве, которые хранила в запертом шкафу втайне от
своих поклонников); в-третьих, досада на отца, никогда не доставлявшего ей ласку в желательном для
нее виде и с желательной частотой; и, в-четвертых, досада на общество в целом, которое она винила в
убийстве отца и в своей несчастной жизни.
Двигателями ее поведения были неудовлетворенные напряжения Ид, большей частью
исходившие из раннего детства. Теперь им было легче выразиться, поскольку после смерти отца она
стала «независимой» и еще более одинокой.
Конечно, с ее стороны неразумно было сваливать вину на банк, нанявший бронированную
машину, но так уж получилось. Ид нередко перекладывает или смещает вину.
Ее способ жизни предоставил ей разные способы удовлетворить свое изголодавшееся либидо,
направленное на внешний мир. Но жизнь эта не доставляла ей нормального эмоционального сближения
с другим человеком, предлагая лишь убогие заменители. Она доставляла ей деньги на удовлетворение
сублимированных созидательных стремлений, проявлявшееся в тайном интересе к искусству;
внутренняя деликатность и угрызения совести не давали ей в этом признаться. Наконец, ее образ жизни
позволял ей носить дорогие платья, также удовлетворяя этим направленное на внешний мир либидо в
виде тщеславия.
Направленное внутрь мортидо также получало облегчение от такой жизни, поскольку женщина, с
ее чувствительностью, должна была от всего этого немало страдать. Мистер Кроун доставлял ей в этом
смысле более прямое облегчение тем, что ее колотил. Что касается мортидо, направленного наружу, то
она удовлетворила его, отобрав у старого скряги какую-то долю его драгоценных денег, а затем заразив
двух своих друзей, что привело к их окончательному удалению и тем самым к удовлетворению ее
уничтожительного стремления.
Если пренебречь ее собственными объяснениями и принять в расчет лишь то, что в самом деле
произошло (а так обычно и поступают психиатры), нетрудно усмотреть здесь по крайней мере два
случая смещения объекта. Мистер Кроун занял во многих отношениях место ее отца, и это сходство
усиливало подсознательное удовольствие и от его финансового наказания, и от проявленной к нему
нежности. Таким образом, ее смешанные чувства к отцу сместились на мистера Кроуна; смещение это
она не вполне сознавала, о чем свидетельствуют неожиданные для нее самой слезы после смерти
старика. Ролф и Джозайя, награжденные болезнью, оба были связаны с банком; она сделала их козлами
отпущения вместо банка, который она неразумно хотела наказать за смерть отца.
В наказании этих трех человек видна и активная, и пассивная сторона. Мистер Кроун был
наказан активно ее экстравагантными затеями, вынуждавшими его тратить деньги и вызывавшими у
него ревность. Двух других она наказала своей пассивностью. Чтобы заразить их, она ничего не
затевала, а просто пассивно поддалась их уговорам, позабыв сказать им о своей болезни; и она сделала
это, по-видимому, без всякого умысла, поскольку убедила себя в своем излечении.
Очень важно, что во всех ее поступках либидо и мортидо удовлетворялись одновременно. Яснее
всего это проявилось в злополучную ночь, когда она получила удовольствие от полового общения с
двумя мужчинами и в то же время заразила их своей болезнью. То же видно в ее смешанных чувствах к
|