 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
— Да, я помнила, что вы говорили мне о необходимости доверять себе. И это было
ужасно трудно. Много раз я становилась миссис Кольтен или тетей Джулией, орала сама на
себя и старалась пристыдить. Иногда я начинала думать, что, может быть, вы ужасно
рассердились на меня и, скорее всего, скажете мне сегодня, что больше не можете со мной
работать. Затем я пришла в себя и попыталась жить сейчас, а не в прошлом, и...
Она снова остановилась, так как слезы переполняли ее. Она немного повсхлипывала.
— Я не знаю, почему все это причиняет мне такую боль. Но это действительно так.
Возможно, я догадываюсь. Думаю, я поняла, какая огромная часть моей жизни прошла без
подлинного осознания, в постоянном самообмане. А теперь мне почти сорок! О, я не хочу
думать об этом, но я должна. Я действительно все время думаю об этом. Я больше не хочу
быть мертвой по собственной воле. И сегодня... или вчера... или...
Внутри нее поднималось нечто новое. Я почувствовал, как напряжение, которое перед
этим несколько ослабло, появилось снова.
— Сегодня, — продолжила она, и в ее голосе слышалась непреклонная
решительность. — Ну, на самом деле вчера, когда я думала, как приду сюда сегодня, у
меня появилась безумная идея, и...
— Луиза, — начал я.
— Нет, подождите. Дайте мне самой. Знаю, я начинаю терять доверие к себе. Это была
не безумная идея. Но теперь я уверена, что она была безумной. Я действительно хочу
думать, что она безумная. Я хочу отвергнуть ее и отвергнуть себя за то, что она пришла
мне в голову. Хочу убежать от этой женщины. Я так боюсь быть ею, просто быть самой
собой. О! Мне действительно больно. Это физическая боль в груди и в горле. Вам знакомо
это ощущение? На самом деле.
— Вас удивляет, что ваши эмоции настолько сильны, что страх быть самой собой
действительно терзает ваше тело.
— Да, да. О, я не хочу продолжать. Я хочу переменить тему. Хочу поговорить о силе
эмоций. Не знаю, почему это так страшно. Как будто я убеждена, что вы уничтожите меня
или, по крайней мере, прогоните прочь, если узнаете, что я думаю.
Мы молчали некоторое время. У меня было сильное желание помочь ей, объяснить, что
она превращает меня в своего отвергающего дядю, но Луиза хотела справиться сама, и я
был намерен уважать ее за это. Я и так не раз вмешивался, когда в этом не было
необходимости. К чему продолжать доказывать себе и своим пациентам, что они
нуждаются во мне?
Внезапно Луиза взяла себя в руки и четко произнесла:
— Я думала о том, что сегодня мне хотелось бы прийти сюда и снять всю одежду и
показать вам свое тело прямо, а не на фотографиях. — Она перестала говорить, и,
казалось, была внутренне опустошена. Я ждал, и Луиза тоже молчала. Через некоторое
время она продолжила более мягким голосом:
— Ну вот, я сказала это, и теперь мне трудно сохранять самообладание. Но, думаю, я
все еще здесь, и внезапно поняла, что и вы тоже здесь. Знаете, в каком-то смысле я в
течение всего этого сеанса не видела вас.
—
Знаю.
—
Но я, разумеется, видела множество людей в этом кресле, где вы сидите. Приятно,
что вы, наконец, здесь.
— Приятно, что меня, наконец, заметили.
— Да, могу себе представить. Я начинаю замечать сама себя, и это мне тоже нравится.
Что-то внутри меня сопротивлялось этому разговору. Я хотел удержать ее от
раздевания. Мне действительно хотелось бы увидеть ее обнаженной. Но кто-то внутри
меня возражал: “Ты не можешь позволить ей этого! Это нарушение закона или, по крайней
мере, этического кодекса. Ты попадешь в беду. А как насчет гонорара? Ты что, ищешь
сексуальных развлечений за ее счет?
— Джим, я хочу, чтобы вы сказали мне откровенно: если я разденусь здесь, это будет
тяжело для вас? Я имею в виду, что не хочу причинять вам боль... — Она остановилась,
потому что я начал хихикать. Минуту назад я был обеспокоен проблемами законности, а
она беспокоится за меня лично. Мое напряжение выразилось в смехе. Луиза смотрела на
меня озадаченно.
