 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
которую мы пытаемся здесь решить, — мы пытаемся помочь вам вернуться к своему
подлинному единству.
— Я согласен с вами и хочу этого. Но как этого достичь?
— Хол, давайте отступим немного назад. Я хочу, чтобы вы кое-что попробовали.
Вначале это может показаться бессмысленным, но потерпите. Хорошо?
— Хорошо.
— Скажите мне как можно более просто и прямо сейчас, что, на ваш взгляд, происходит
внутри вас, заставляя злиться на Тима. Как вы думаете, почему это происходит снова и
снова, несмотря на то, что вы не хотите этого и стараетесь не допустить?
— Черт, не знаю, — Хол ответил недовольно и мрачно, разочарованный моим вопросом.
— Ну, я знаю, что в каком-то смысле это правда, а в каком-то — нет. Где-то внутри вы
знаете намного больше, чем можете позволить себе осознать сейчас.
— Я сказал вам все, о чем только мог подумать, — протестующе возразил Хол на мои
несправедливые обвинения.
— Это правда, Хол, но теперь я хочу, чтобы вы потратили немного времени на то, чтобы
посмотреть, что приходит вам в голову само собой, спонтанно. На этот раз не думайте ни о
каких вещах. Просто позвольте себе осознавать свои чувства к себе самому и к Тиму,
которые возникают сейчас, когда вы сидите здесь.
— Хотите, чтобы я снова попробовал кушетку? — полунасмешливо, полусерьезно.
— Возможно, это неплохая идея.
Хол снял пиджак и с готовностью улегся на кушетку. Некоторое время назад он сказал
мне, что слышал все, что я сказал ему в тот день, когда он заснул, и только после того, как
я замолчал, он отключился. Сейчас Хол несколько минут молчал, подбирая более удобную
позу.
— Итак, спросите меня снова.
— Что приходит вам в голову прямо сейчас, когда вы думаете о себе и о своих
отношениях с Тимом?
— То же самое, о чем я вам уже говорил.
— Скажите это еще раз, если это действительно спонтанно приходит Вам в голову
прямо сейчас.
— О, Джим, не хочу быть упрямым, но я пытался сделать это много раз, и это не
принесло никакой пользы. — Он говорил упавшим голосом, теряя терпение. — Не знаю,
почему Тим так меня раздражает. Я совершенно не могу нормально разговаривать с ним.
— Хорошо, — настаивал я, пытаясь одновременно ободрить его, — просто попробуйте
еще раз. И, возможно, я смогу настроиться на вас и лучше понять, что происходит, когда
вы пытаетесь думать об этом.
— О’кей. — Он согласился неохотно, с сомнением. — Ну, я думаю о том, что могло бы
служить причиной...
— Нет, постойте, Хол, не рассказывайте мне об этом. Просто делайте это прямо сейчас.
Размышляйте вслух — так, чтобы я мог слышать, что происходит внутри вас, когда вы
думаете об этом. Просто позвольте мне подслушивать ваши мысли, которые вы
обдумываете наедине с собой.
— Ну, я спрашиваю себя, может быть, между нами происходит этот Эдипов конфликт, и
я отвергаю Тима как еще одного мужчину в доме, но это кажется мне чепухой. Затем... э-
э... я думаю, что, вероятно, у меня никогда не было возможности пройти через свой
собственный подростковый бунт... из-за того, что была война, и поэтому я отвергаю этот
бунт у Тима. Но если и так, то это не много света проливает на ситуацию. И еще я думаю:
мне следует почитать побольше Эриксона. Может быть, я найду более удачное объяснение
происходящему, но я не слишком надеюсь на это.
— Хол, вы по-прежнему находитесь снаружи и смотрите на себя со стороны, как на
другого человека, и вынуждены искать возможные объяснения того, что он, этот чужой
человек, делает.
— Да, вероятно. Не знаю. — Он был сбит с толку и выглядел неуверенным. — Ну, я
спрашиваю себя, что, черт возьми, со мной происходит. Я знаю, что неизбежно выгоню
Тима из дома или кто-нибудь из нас сделает что-то ужасное, если я не возьму себя в руки в
ближайшее время. Я настолько обескуражен собственным поведением, что иногда готов
всыпать самому себе по заднице...
