 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
наступить этой панике и посмотреть, что произойдет, но я не могу сделать этого. Я никогда
не был смелым в проявлении своих чувств. Никогда не был и не могу сделать это сейчас.
— Я знаю, Лоренс: вам страшно даже подумать о том, чтобы сделать это. Но
попробуйте предпринять самую настойчивую попытку, на какую вы только способны. Это
действительно важно.
— Это кажется слишком большим, слишком поглощающим. У меня много работы,
которую я должен сделать, — действительно должен — сегодня в офисе. Я не могу
позволить себе быть выбитым из колеи...
— Ваше функционирование как бизнес-машины, кажется, намного важнее ваших чувств
и того факта, что вы живете в постоянном страхе, что вас охватит паника.
— Нет, конечно, нет. В самом деле, это было бы глупо. — Он разозлился и
встревожился, готовый перейти почти к любой теме, включая и несогласие со мной.
— Вы разозлились на меня за то, что я держу зеркало перед вашим страхом.
— Да. Да. Вы иногда чертовски все утрируете.
— За это вы мне и платите. Но сейчас вы все больше и больше отдаляетесь от
столкновения со своим страхом, как вам и хотелось, по крайней мере, бессознательно.
— Ну, хорошо. Я сделаю попытку. Хм-м-м. Мы размышляли о том, кто я или что я —
помимо того, что я делаю. Хм-м-м. Кажется, это очень философский вопрос. Хм-м-м. Я не
уверен, что знаю, куда двигаться дальше.
— Возможно, это правда, Лоренс. Нить, которой вы должны были следовать, — то
чувство тревоги, которое вы испытывали минуту назад. Когда мы отвлеклись, споря о том,
смелый вы человек или нет и можете ли вы позволить себе прислушиваться к своим
чувствам, когда вас ждет работа в офисе, путь, ведущий к страху, был потерян.
— Да, ну, хм-м-м. Посмотрим, смогу ли я восстановить его.
Но он не продвинулся дальше. Остаток сеанса прошел в основном в интеллектуальном
обсуждении природы личности. Однако мы оба чувствовали, что этот сеанс связал вместе
несколько важных нитей.
__________
Беспокойный ум Лоренса сам заставлял его заглянуть в пугающее зеркало. Он искал
образ себя, который убедил бы его в материальности, но ничего не находил. Образ в
зеркале бледнел, колебался и угрожал полностью исчезнуть. “Кто я?” — спрашивал
Лоренс, поскольку его больше не успокаивал ответ на вопрос “Что я?” Его прошлые
достижения были тем, чем они были — прошлым. Они больше не поддерживали его. Они
были так же далеки, как фотографии в семейном альбоме. Теперь он пытался убежать от
небытия, которое постоянно угрожало подкрасться к нему. Его временным убежищем было
впечатление о нем других людей. Он не мог отыскать ощущение своего субъективного
центра.
3 июля
Во время нашего следующего сеанса Лоренс был возбужден и нетерпелив, когда я
приветствовал его в приемной. Он быстро зашел в кабинет, бросил пиджак на кресло и
начал говорить еще до того, как лечь на кушетку, весьма небрежно повозившись с
подушкой.
— Как только я ушел, все стало ясно. Я имею в виду, что чуть не повернул назад и не
вернулся, но я знал, что вы будете заняты. Хм-м-м. Предполагаю, что вы понимали это с
самого начала, но внезапно я просто услышал свои собственные слова, и я их все уже
произносил до этого, не правда ли?
— Расскажите мне.
— Ну, знаете, сейчас все так ясно, что я чувствую, будто всегда это знал, но как-то не
позволял себе прямо посмотреть на это. Я просто не знаю, кто я. Я имею в виду, если
оставить в стороне то, что я делаю — мое функционирование, — так сказать, ну тогда... я
имею в виду, вопрос о том, есть ли какое-то Я, существую ли я каким-то образом сам по
себе?
— М-м-хм-м.
— И обычно когда я задавал себе этот вопрос, я действительно был испуган. Мне
кажется, я помню, что думал об этом так или иначе всю свою жизнь. Когда мне было около
