 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
— Ну, например, Фрэнк. Я много думала о нем прошлой ночью после нашей встречи. Я
спрашивала себя, может быть, мне следовало что-то сказать, попытаться как-то ободрить
его. Он выглядел ужасно. Вы не беспокоитесь о нем? Знаете, когда он говорил, что хочет
просто закрыть глаза на автостраде, и все...
— Вижу, несчастье Фрэнка тронуло вас?
— О да! Я даже спрашивала себя, доберется ли он благополучно до дома. Ох, вероятно,
я говорю глупости. Вы, должно быть, знаете, что делать, и, кроме того, это и правда не
мое дело.
— Но это заставило вас подумать: разумно ли, мудро ли было с моей стороны отпускать
Фрэнка одного?
— Ну, не совсем. Вы знаете Фрэнка гораздо лучше меня. И я не хочу вмешиваться не в
свое дело, знаете ли...
— Кажется, вам неудобно выражать какие-то сомнения насчет меня.
— Да, полагаю, да. Но, тем не менее, это не главное. Главное: я не думаю, что
группа — это то, что мне сейчас нужно.
__________
Когда новый человек приходит в терапевтическую группу, ему нередко кажется, что
другие люди в группе значительно более больны или больше пострадали, чем он, и
вероятно, терапевт ошибся, поместив его вместе с ними. Именно эту реакцию и
продемонстрировала Дженнифер. На самом деле она среагировала на то, как члены группы
говорили о своих субъективных переживаниях. В повседневной жизни мы выражаем свои
внутренние эмоции и импульсы публично только в состоянии большого стресса или
нервного срыва. Поэтому Дженнифер приняла открытость членов группы за доказательство
их серьезного психологического расстройства. Этот вопрос выяснился на третьем
групповом сеансе, который посетила Дженнифер (она вернулась в группу после того, как
ее опасения развеялись).
13 февраля
Фрэнк рассказывал о своих страданиях:
— Долгое время я просто чувствовал постоянную беспомощность и думал: “Какой, черт
возьми, в этом смысл?” Ничто не имело значения, и я просто сидел, чувствуя, что во мне
нет ни черта хорошего, и в мире — ни черта хорошего, и почему бы не покончить с этим
разом? Но теперь, в последнее время, не знаю почему, во мне проснулось какое-то
беспокойство, и я не могу сидеть тихо. Я чувствую себя чертовски несчастным, и тут же
обнаруживаю, что выхожу из дома, слоняюсь вокруг, но не знаю, чего ищу. Или
становлюсь таким злым, как будто меня только что ограбили, и не понимаю, почему я так
взбесился. Не знаю, лучше это или хуже, но что-то, несомненно, происходит.
Когда Фрэнк закончил говорить, Дженнифер метнула на меня быстрый взгляд, как будто
надеялась прочесть по моим глазам, являются эти изменения плохим или хорошим знаком.
Хол, который взял Дженнифер под свою опеку в группе, поймал ее взгляд.
— Зачем ты смотришь на Джима, Дженнифер? Думаешь, он даст нам заключение по
поводу Фрэнка?
Дженнифер была взволнована и немного обижена.
— Я не знала, что посмотрела на него. Я просто собиралась спросить Фрэнка, что бесит
его в этих случаях.
Но от Хола было не так просто отделаться.
— Думаю, Дженнифер, ты увиливаешь и пытаешься перевести наше внимание снова на
Фрэнка.
— Ну, может, и так. Но я правда хотела бы знать, если вы не примете это за простое
любопытство. — Она остановилась, перевела дух и обратилась ко мне. — Я имею в виду,
если вы не думаете, что это было бы... неправильно, не очень хорошо с вашей стороны... с
вашей стороны сказать. Я имею в виду то, что происходит с Фрэнком, это нечто, чего вы
хотели или...? Ладно, это не мое дело в любом случае. Оставим это.
Так Дженнифер боролась со своими чувствами, со своей заботой и страхом, со своей
вовлеченностью и отделенностью. Она спрашивала себя, становится ли Фрэнку лучше или
