 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
нервной. Он действительно расстроен, но договорился, чтобы я переехала к его кузену в
Нью Хэмпшир, на ферму.
— Что Вы почувствовали, когда он сообщил вам об этом?
— О, это было просто ужасно. Я... — Слезы полились сильнее. — Я думала, что,
вероятно, не помогала тете Джулии столько, сколько было нужно. Помню, что просила его
дать мне еще один шанс и обещала быть очень хорошей и много помогать. Я была очень
испугана. По крайней мере, я знала дядю Беннета и тетю Джулию до аварии, но никогда не
слышала об этих кузенах из Нью Хэмпшира. Я умоляла и плакала и, в конце концов, он
сказал, что поговорит с ней еще раз. И в ту ночь у них было настоящее сражение. И я
хотела убежать, но была так напугана, что не знала, что делать. — Теперь она плакала
навзрыд, и впервые с тех пор, как она вошла в комнату, я почувствовал, что больше не
являюсь центром ее внимания. Ага, вот в чем секрет ее воздействия на меня: она
заставила меня чувствовать, что я являюсь эмоциональным центром ее переживаний. Это
действительно сильный яд.
— Вы снова можете почувствовать, как испуганы и растеряны были тогда.
— О да, да. — Ее голова мгновенно поднялась, и молящий взгляд, теперь уже
смешанный с благодарностью за понимание, засиял на лице. Я был склонен иронизировать
по поводу ее фиксации на моей персоне, поскольку меня несколько раздражало, что я
действительно реагировал на это. Меня действительно трогали ее молчаливые мольбы, ее
страдания... Да, и этот эротический аромат, который исходил от нее.
— Это длилось всего четыре месяца, думаю, не больше. В любом случае это было
ужасное время для всех нас. Вероятно, мне следовало сразу ехать туда, куда с самого
начала собирался отправить меня дядя. Я продолжала пытаться угодить тете Джулии. Я
пыталась помогать по хозяйству, но никогда не делала все точно так, как ей нравилось. Я
пыталась не говорить много за едой, но тогда мы просто сидели молча, и это было ужасно.
Я действительно старалась, но... Так что потом меня отправили в Нью Хэмпшир.
— Ну, и как?
— Некоторое время все было нормально. Мистер и миссис Кольтен были хорошими
людьми. Они старались, чтобы я чувствовала себя, как дома, и пытались научить меня
тому, что считали правильным. Они были пожилой парой. Их дети были взрослыми и уже
имели собственных детей. Иногда с ними было очень мило. У нас бывали большие
семейные пикники и приемы по праздникам — совсем как в старинных романах, но потом...
— Потом?
— Ну, полагаю, мистер Кольтен старел, а я... Это меня смущает. — Она снова смотрела
на меня со сладкой улыбкой, но теперь она действительно была смущена, а не просто
требовала подтверждения.
— Вам трудно говорить о том, что произошло?
— Да. Я имею в виду, что уверена: он не хотел причинить мне никакого вреда. Он
действительно был добрым человеком.
— Мистер Кольтен.
— Да, понимаете, я созрела за то время, когда жила с дядей Беннетом и тетей
Джулией. Я имею в виду, что созрела довольно рано, и у меня была вполне сложившаяся
фигура, когда мне было двенадцать или тринадцать лет. О, это...
— Вам трудно говорить о своем теле и своем сексуальном созревании.
— Не знаю, почему. Я имею в виду, что я — не ребенок. Мне тридцать семь лет, но,
полагаю, я довольно наивна в определенном смысле или неопытна... — Она отклонилась, и
теперь ее подлинное смущение сопровождалось легким приглашением, и все это создавало
дьявольскую смесь.
— Вы действительно очень привлекательны в своем смущении. Вы осознаете это?
Она по-настоящему смутилась и покраснела.
— О! О, я не знала. То есть, что я такого сделала? Я не осознавала...
— Мисс Гован, вы ничего такого особенного не сделали. Не стоит так беспокоиться. На
самом деле я нахожу это довольно приятным, но мне интересно знать, насколько вы
осознаете то воздействие, которое оказываете на окружающих.
— О, извините. — Она еще больше сконфузилась. Она совсем не знала, чего от нее
ждут дальше, а для Луизы Гован главное, очевидно, было оправдывать ожидания.
Неудивительно, принимая во внимание историю, которую она рассказывала.
— Что произошло с мистером Кольтеном?
