 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
значением и меньшим эротическим эффектом. Действие Луизы говорило само за себя. Мой
ум аплодировал ее мужеству, мое тело реагировало на ее эмоции.
— Я хочу одеться и убежать отсюда.
Луиза говорила натянуто, дыхание ее было прерывисто. Молчание.
— Внезапно у меня появилось ужасное чувство, что я неправильно поняла ваши слова и
выставила себя дурой. Я теряю то приятное теплое ощущение, которое испытала
мгновение назад, и мне становится так холодно, что начинает трясти. — Из глаз Луизы
полились слезы, и она начала дрожать.
— То, что вы только что сделали, очень пугает вас, Луиза, потому что вы пришли к
утверждению самой себя, чего боялись раньше — за исключением тех случаев, когда
знали, что другой человек настолько увлечен вами, что не будет смотреть со стороны и
осуждать вас. Но теперь вы сами начинаете смотреть со стороны и осуждать себя.
— О, это меня чертовски бесит! Я знаю, вы не осуждаете меня, но для меня вы —
олицетворение всех тех людей, которые пришли бы в ужас, если бы увидели меня
сейчас. — Слезы все еще лились, Луиза боролась со своими чувствами.
— Расскажите, что сейчас происходит внутри вас, — сказал я мягко, стараясь
поддержать ее.
— О, это трудно... Столько всего... Я пытаюсь осознать, где нахожусь, и... и сохранить
сознание того, почему я тут, перед вами, полуодетая... Но все это очень скользко... И я все
еще хочу убежать от всего этого... Например, убежать, разозлившись на вас... или на
себя... или перестав чувствовать себя смешной... или стесняться... А потом я начинаю
злиться на все это. Я действительно не сделала ничего такого ужасного. Я уверена, что вы
и раньше видели женщину в нижнем белье, и для современного мира я вполне достаточно
прикрыта! Раздувать столько шума из всего этого само по себе довольно смешно.
— Луиза, вы не делаете шума из того, что показались мне в одном белье. Говорить
так — было нечестно перед самим собой. Вы испугались того, что выбрали это. Это ваше
решение — дать мне знать о ваших сексуальных чувствах. Это вы отвечаете за то, что
нарушили табу, выученное с ранних лет. Именно это пугает вас сейчас.
— Да, и это еще сильнее меня бесит. Я чувствую себя так, что мне хочется сорвать с
себя всю одежду и плясать на улице, крича: “Черта лысого!” — всему этому тупому миру.
— Вы бы им показали, правда? — Ободряюще поддержал я. Мы начали хихикать.
Настроение изменилось, стало менее напряженным, и ее руки запахнули блузку.
— Кажется, теперь все выглядит не таким пугающим, Луиза, но, очевидно, вам по-
прежнему хочется одеться. Что вы чувствуете?
— Я почти не осознавала, что запахиваю блузку, но чувствовала какое-то
напряжение — как будто какая-то часть меня сдерживала дыхание с того момента, как я
распахнула блузку. — Луиза снова распахнула блузку, явно пытаясь проверить себя. —
Забавно: теперь у меня нет этого чувства.
— Луиза, вы по-прежнему думаете о себе механически: “Распахнуть блузку означает
определенную степень напряжения”. Не думаю, что сама по себе блузка, расстегнутая или
застегнутая, имеет к этому какое-то отношение. Важно лишь одно — внутреннее чувство.
Когда вы чувствуете, что рискуете сделать что-то новое, и переживаете конфликт, тогда
возникает напряжение. То, что вы совершаете физически, — побочный продукт.
— Да, конечно, но я продолжаю забывать об этом. — Между тем ее руки застегивали
блузку. — Я все там же. Миссис Кольтен всегда говорила мне: “Одерни юбку. Не сиди
враскоряку и не показывай ноги!” Казалось, что это одна из главных вещей в целом мире,
которая отличает хороших девочек от ужасных.
— Покажите мне ваши ноги, Луиза!
Внезапно ее оживление прекратилось, она затаила дыхание. Затем осторожно взялась
за подол своей юбки и приподняла его на несколько дюймов — так что ее бедра оказались
наполовину открытыми. Она, казалось, сохраняла самообладание, но все еще сдерживала
дыхание.
— Они выглядят очень неплохо, насколько я могу их видеть, — поддразнивал я ее.
Теперь уже росло мое напряжение. Промелькнула мысль о том, как Луиза рассказывает
кому-нибудь о неортодоксальных методах своего терапевта. Затем я подумал, что это вряд
ли произойдет, и не имеет никакого значения для живого человека, который находится
рядом со мной, и для того, что мы пытаемся делать. У меня также возникло теплое
