внимание на мельчайшие обстоятельства, на незаметные черточки, на то, что принято считать
пустяками, но из чего складывается весь блистательный oблик
настоящего джентльмена, человека
делового и жизнелюбца, которого уважают мужчины, ищут женщины и любят все.
В нижних слоях тогдашних обществ мы бы, пожалуй, без особого труда узнали и нынешний
стадионный люд, но в верхах столкнулись бы с немалой экзотикой.
Танцы и комплименты были тем, чем стали ныне годовые отчеты: понравиться - значило
преуспеть.
Какой-нибудь неловкий умник, нечаянно уронивший котлету на герцога, мог смело прощаться с
карьерой поколения на три вперед. Гильотина, говаривали врачи, - лучшее средство от перхоти...
Хорошие манеры в отношениях с человеком, которого не любишь, не большая погрешность
против правды, чем слова «ваш покорный слуга» под кapmeлем.
Картель, напомню на всякий случай, - краткое письменное приглашение на дуэль.
Помни, что для джентльмена и человека талантливого есть moлько два образа действия: либо
быть со своим врагом подчеркнуто вежливым, либо без лишних слов сбивать с ног...
Мне очень хотелось бы, чтобы люди часто видели на твоем лице yлыбкy, но никогда
не
слышали, как
ты смеешься. Частый и громкий смех свидетельствует об отсутствии ума и о дурном
воспитании.
Все это Честерфилд напишет сыну, уже осев в Лондоне, в знаменитом особняке, выстроенном по
собственному проекту, в обители, полной книг, изысканной роскоши, избраннейших гостей и
нарастающего одиночества...
А пока - пьянство жизни: ездит по всей Европе с дипломатическими миссиями и для
удовольствия. Подолгу живет в Париже, совершенствуется во французском, в танцах, в манерах, в
искусстве обходительной болтовни и бонтона. Пописывает стишки, заводит дружескую переписку с
просвещеннейшими умами века - Монтескье, Вольтером... Среди них он вполне свой, и уже навечно.
Наследство и титул лорда. Двор, интриги, политика, большая политика...
Были моменты, когда он решал, быть войне или нет и кому править какой-нибудь Бельгией. Был
министром, государственным секретарем, выступал с отточенными памфлетами, произносил в
парламенте речи одну превосходней другой, некоторые вошли в историю нации, уникально уладил дела
в Ирландии - ни до, ни после него такое никому больше не удавалось...
Ни один из анахоретов древности не был maк
отрешен от жизни, как
я. Я смотрю на нее
совершенно безучастно, и когда
оглядываюсь назад, на все, что видел, слышал и делал, мне даже
трудно поверить, что вся эта пустая суматоха когда-mo происходила; кaжemся, это moлько снится
мне в мои 6ecnoкoйные ночи...
Это уже в 65, и не сыну, а епископу Уотерфордскому.
Посев
В те времена простолюдины женились рано, средний класс - как попало, аристократы - поздно.
Великосветский брак - мероприятие публичное и далеко идущее, перед ним не грех погулять.
...Посол в иностранном государстве не может хорошо работать, если не любит удовольствия.
Его намерения осуществляются на балах, ужинах и увеселениях, благодаря интригам с женщинами...
Все так и шло; так было и в Гааге, где Честерфилд посольствовал, уже будучи мужчиной за
тридцать, с большим светским опытом.
Не иметь любовных связей в его положении было неприлично и подозрительно. Хотя эксцессы
не одобрялись, но донжуанству аплодировали.
...noкa не поздно, умей насладиться кaждым мгновением; вeк наслаждений обычно кopoчe вeкa
жизни, и человeку не следует ими пренебрегать.
Представляем: Элизабет дю Буше. Француженка, каких уже давно нет: невинная, добродетельная,
застенчивая. Портрет не сохранился, дат жизни нет, поэтому позволим себе думать, что она была
светлой шатенкой, легко красневшей, с глазами серо-голубыми, чуть близорукими, с чертами немного
расплывчатыми, с фигурой слегка полной, но гибкой...
Была моложе своего возлюбленного лет на пятнадцать и на столько же сантиметров повыше.
|