активностью образного мышления могут быть связаны исходные трудности при попытке
гипнотического воздействия на таких больных, их низкая гипнабельность. Восстановление
функциональных возможностей образного мышления в процессе упорной гипнотерапии играет поэтому
гораздо более существенную роль, чем устранение под гипнозом определенных конкретных симптомов.
Восстановление гипнабельности может рассматриваться как один из критериев излечения (наряду с
восстановлением сновидений и творческого потенциала), в то же время это и путь к излечению.
Из всего вышесказанного очевидно, что гипноз человека не имеет ничего общего с так
называемым "животным гипнозом". Поведение при последнем, как и характер электрической
активности мозга (отсутствие гиппокампального тета-ритма), свидетельствуют о том, что "животный
гипноз" всего лишь форма пассивно-оборонительного поведения. Такое поведение только на ранних
этапах фило- и онтогенеза выполняет определенную приспособительную функцию, у взрослых же
особей является неадаптивным и сопровождается снижением сопротивляемости организма к вредным
воздействиям. Оно провоцируется ситуацией угрозы и у человека выражается в чувстве страха,
безнадежности и непродуктивной тревоги. Наблюдения, что гипнотическое состояние у испытуемых
чаще возникает не при доминировании эмоций страха, а при полном принятии ситуации и доверии к
гипнологу, является важным аргументом против тождества животного и человеческого гипноза.
Пассивно- оборонительное поведение в принципе противоположно тому активному расширению
собственных психических возможностей субъекта, которое достигается при активации образного
мышления во время гипноза. Кроме того, не следует забывать, что "подчиненность" инструкциям
гипнолога носит ограниченный характер: даже глубоко загипнотизированного невозможно заставить
нарушить те нормы поведения, которые интериоризированы и стали собственными мотивами.
Следовательно, в гипнотическом состоянии в определенных пределах сохраняется "образ Я", и
внушение другого образа возможно только, если он приемлем для личности.
Итак, именно внушение целостного образа позволяет выявить в гипнозе уникальные
возможности, о которых сам человек не догадывался. Разумеется, эти возможности именно выявляются,
а не привносятся состоянием гипноза. То, что не содержится в опыте, приобретенном человеком на
протяжении жизни, то, что не опирается на потенциальные ресурсы мозга (которые намного
превосходят наши самые смелые мечты) - в гипнозе получить не удается. В этом смысле весьма
показателен рассказ Макса Тота. Он тоже экспериментировал с внушением раннего возраста и однажды
рискнул перейти грань и внушить испытуемому, что он еще не родился. "Никогда я больше этого не
повторял, - сказал Тот, - потому что очень испугался: у клиента остановилось дыхание, хотя сердце
продолжало работать (как у плода до рождения). Я почувствовал, что теряю контакт с испытуемым
(возможно, начиналось кислородное голодание мозга). И в этот момент, к счастью, испытуемый сам
вышел из состояния гипноза". В то же время из попытки внушить человеку, что он уже умер, ничего не
получалось: он просто ложился навзничь и складывал руки на груди, как, в его представлении,
происходит с покойником. В отличие от опыта рождения, реального опыта смерти у большинства из
нас, по счастью, нет.
Переживание внушенного образа обладает огромной силой, по-видимому, потому что включает
все потенциальные возможности образного мышления, которым в обычной жизни, кроме сновидений,
мы в нашей культуре пользуемся очень мало. Йоги и представители восточных цивилизаций
используют его гораздо шире. Эту главу я хочу закончить смешным эпизодом, который характеризует не
образное мышление, а примитивное мышление людей, управлявших в свое время советской империей.
Однако для полного понимания юмора этого эпизода необходимо сначала рассказать еще одну
смешную историю, связанную с В. Л. Райковым. Однажды он явился ко мне в лабораторию, уселся,
закинул ногу на ногу и торжественно провозгласил: "Вчера мне предложили пост министра внутренних
дел, и я согласился". Это было задолго до перестройки, после которой все стало возможным, и поэтому я
осторожно поинтересовался, не пришел ли он проконсультироваться со мной по поводу своего
психического здоровья. Но выяснилось, что ему и впрямь предложили роль министра внутренних дел в
фильме Элема Климова "Агония" - о Распутине, и он сыграл эту роль очень неплохо.
А теперь о том эпизоде, который характеризует мышление крупных чиновников СССР времен
агонии империи. Незадолго до перестройки Райков попросил меня сопровождать его в Ученый совет
Министерства здравоохранения для поддержания проекта создания лаборатории по изучению и
|