 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
жарким.
Тишина была такой сонной, что казалось, уснула сама жизнь.
Весь мир лежал как на ладони. Все дороги ждали его...
...Взмах поводьев... первый удар копыта поднял облачко золотистой пыли... БА-БАХ!! - и тишина
с грохотом разбилась, как хрусталь, и мир снова пришел в движение, снова закрутились галактики, в
Южной Атлантике Гольфстрим весело заиграл разноцветными струями воды, а сонные люди стали
тереть очумелые от долгой спячки глаза.
Потом они еще долго будут чертыхаться на этого придурка, разбудившего их, да только
больше уже не смогут уснуть. Начался не новый день, а новая жизнь.
И тут ему в голову пришла такая странная мысль, какая еще никогда не возникала ни у
одного безумца в мире
Если попытаться проследить историю развития любого явления или предмета, созданного
человеком, то в самом его начале, у истока, всегда обнаружится просто идея, «странная мысль». И будьте
уверены — эта мысль впервые возникла у ИЛЭ.
«Думать» и «придумывать» для него практически одно и то же. В своих фантазиях он проживает
тысячи разных жизней, воображая себя в самых разных жизненных ситуациях.
Абсолютно естественно может представить себя на месте понравившегося киногероя; читая
книгу, в какой-то момент замрет над строчкой и в своем воображении продолжит сюжет по-своему. В
эти несколько секунд полного отрешения от действительности он может прожить приличный отрезок
придуманной жизни; когда очнется, на мгновение растеряется — в какой же реальности он сейчас?
По большому счету, для того чтобы упорхнуть в фантазию, ему хватит ничтожнейшего пустяка —
вскользь брошенного собеседником слова, рисунка на асфальте, формы облака. И все — теперь только
кажется, что ИЛЭ продолжает оставаться рядом. На самом деле он уже может быть на пиратском
паруснике или на другой планете.
Но вместо того, чтобы думать о работе, я стал почему-то размышлять о морях и океанах: о
том, какие в морях водятся киты и акулы, почему киты такие большие, и что было бы, если бы киты
водились на суше и ходили по улицам, и где бы мы жили, если бы какой-нибудь кит разрушил наш дом.
Немудрено, что он в этот момент пропустит мимо ушей обращенный к нему вопрос экзаменатора
или проедет пару лишних остановок в трамвае. Понимаете, эта «здешняя и сейчасная» обыденность для
него — как пятиметровый бассейн для дельфина: жить можно, да разве это жизнь!
Тем не менее следствием такого фантазирования является не одна только рассеянность. Это —
способ постижения этого мира, особенно его новых возможностей. Соединяя в своем неуемном
воображении уже известные элементы реальности, ИЛЭ творит новую реальность, которая открывает
новые, захватывающие перспективы.
— Да где же эти великаны?
— Да вот они, перед тобой!
Из миллиона безумных идей, которые ИЛЭ может «выдать на-гора» за свою жизнь, хоть одна, но
обязательно будет гениальной. Но все дело в том, что не ему судить, какая именно. К сожалению, и
подавляющее большинство окружающих его людей тоже не способны сразу это сделать, но только они
могут (при благоприятном стечении обстоятельств) не дать ей кануть в Лету. Сам ИЛЭ вряд ли
воплотит свои идеи в жизнь: он лишь говорит: это возможно, это полезно, это очень нужно — и бросает
их куда-нибудь, кому-нибудь. Пусть лично ему они не принесут никакой прибыли, но для него гораздо
важнее, чтобы его идеи не пропали, чтобы реализовались.
Мое истинное призвание — это открывать и изобретать.
Его фантазирование дает не только понимание потенциальных возможностей всего, что его
окружает. Оно помогает ему в нестандартных случаях, требующих быстрого принятия решения. Когда
его нет в личном опыте, на помощь приходит «опыт» тысяч придуманных жизней. ИЛЭ практически
мгновенно ориентируется в них и находит чуть ли не самый лучший выход из критической ситуации.
Как, почему он поступил именно так — потом с удовольствием это объяснит, а заранее свои действия
не продумывает.
