 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Милтон Эриксон: «Мой голос останется с вами»
105
а на Пасху получила «самое-самое» круто сваренное яйцо в мире – из оникса’
Люди до сих пор еще звонят мне и просят, чтобы я разыграл с их детьми по телефону
Санта-Клауса, как это было еще в те годы, когда их родители были моими пациентами.
Три маленькие девочки в течение шести недель каждое утро, едва проснувшись,
бросались к почтовым ящикам у дверей, чтобы получить Волшебные Письма. Я отправлял им
ежедневные рассказы о своих приключениях, и каждый раз почтовый штемпель говорил им,
что письма отправлены из разных городов. И они получили по почте самые-самые круто
сваренные яйца в мире. Множество моих писем было прочитано и показано подругам.
Эриксон на деле показывает, что психотерапевт может восполнить недостающее звено в
развитии личности. В случае с Хейди-Хо была пропущена интернализация суперэго. В случае с
«Пасхальными волшебными письмами» ребенок нуждался в доказательстве, что волшебник,
который пишет эти письма, есть на самом деле. И если он их пишет, значит, он есть! Строго
говоря, этот рассказ не относится к теме постановки целей, и все же если человек ребенком
услышал эту историю, он, будучи взрослым, может сохранить любовь к выдумке и фантазии.
Роберт хорошо с этим справляется.
Когда моему сыну Роберту было семь лет, он не поделил улицу с грузовиком и проиграл.
Полиция вызвала меня в госпиталь, чтобы опознать мальчика с листком бумаги в кармане, на
котором было написано «Бобби». Я опознал Роберта в госпитале Доброй
Самарянки и сказал полицейскому: «Да, это мой сын. Какие у него повреждения?» –
спросил я у дежурного врача в приемном покое. «Перелом обоих бедер, – сказал он, – перелом
таза, трещина черепа и сотрясение мозга. Сейчас мы обследуем его, пытаемся выяснить, есть ли
повреждения внутренних органов».
Я дождался, когда кончится обследование и узнал, что повреждений внутренних органов
нет. Тогда я спросил врача: «Какой прогноз?»
Врач ответил: "Если он переживет ближайшие двое суток, то, может быть, у него будет
шанс выжить".
Вернувшись домой, я созвал всех членов моей семьи и сказал: "Мы все знаем Роберта. Мы
знаем, что когда Роберт должен сделать что-нибудь, он это делает’ И делает хорошо. В
данное время Роберт лежит в госпитале Доброй Самарянки. Он попал под грузовик, и у него
переломаны оба бедра, таз, он получил трещину в черепе и у него сотрясение мозга. Он никого
не узнает. У него нарушено мышление. В ближайшие сорок восемь часов мы узнаем, будет он
жить или нет. Мы все знаем Роберта. Если ему нужно что-то сделать, он это делает хорошо. Вы
можете гордиться им".
"Если вы хотите поплакать – плачьте. Но, я думаю, что было бы очень неуважительно по
отношению к Роберту, если вы будете плакать много. Я хочу, чтобы из уважения к Роберту вы
продолжали выполнять все свои домашние обязанности. И я хочу, чтобы вы ложились спать
вовремя. Ложитесь вовремя и хорошо высыпайтесь. Роберт заслужил, чтобы вы таким образом
проявили к нему уважение".
Дети немного поплакали, хорошо поели, сделали все свои домашние дела, сделали уроки
и пошли спать вовремя.
Через двое суток мы узнали, что Роберт будет жить. Я сказал им, что не стоит беспокоить
Роберта в больнице, потому что перед ним стоит очень трудная задача – ему нужно
выздороветь. Если мы начнем сейчас ходить к нему, то это заберет у него много энергии, а она
очень нужна для того, чтобы поправиться. Я не знал, что моя жена тайком ходит к нему каждый
день и сидит около постели. Иногда Роберт поворачивался к ней спиной, иногда говорил ей:
«Иди домой». Иногда он задавал ей один-два вопроса и просил идти домой. Она делала все, что
он говорил ей.
Мы посылали Роберту много подарков. Но всегда просили медсестру передать их ему. Мы
никогда не давали ему ничего лично.
Я подходил к окошечку палаты и смотрел, как поправляется Роберт, но делал это так,
чтобы он не видел меня и не знал, что я приходил.
