 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Карен Хорни: «Самоанализ»
50
противоположных стремлений. И здесь тоже его тенденция сохранить во что бы то ни стало
статус-кво может блокировать всякий прогресс. Его ассоциации могут оказаться бесполезным
шатанием от одного аспекта конфликта к другому. Он будет говорить о своей потребности
заставлять других помогать ему, возбуждая в них жалость, и тут же — о своей гордости, не
позволяющей принять чью-либо помощь. И как только аналитик начинает комментировать
один аспект, он моментально переходит к другому. Эту бессознательную стратегию бывает
трудно распознать, поскольку, даже следуя ей, пациент может давать ценный материал. Тем не
менее задача аналитика — распознать уклончивые маневры пациента и направить его
активность на осознание существующего конфликта.
Следовательно, на более поздних стадиях анализа, имея дело с сопротивлением,
аналитику иногда необходимо брать руководство на себя. Он может быть поражен тем, что,
несмотря на большую проделанную работу, несмотря на достигнутый инсайт, пациент никак не
меняется. В таких случаях он должен оставить свою роль интерпретатора и открыто заявить
пациенту о расхождении между инсайтом и изменением, поднимая, возможно, вопрос о
бессознательных «заповедных зонах» у пациента, из-за наличия которых ни один инсайт
по-настоящему его не затрагивает.
До сих пор работа аналитика носит интеллектуальный характер: он отдает все свои знания
на службу пациенту. Но его помощь выходит за пределы того, что он может непосредственно
дать как специалист, даже если сам он при этом не сознает, что предлагает нечто большее, чем
просто свои технические приемы.
Во-первых, самим своим присутствием он предоставляет пациенту уникальную
возможность осознать свое поведение по отношению к людям. В общении с окружающими
пациент, вероятнее всего, сосредоточивает свои мысли в первую очередь на особенностях
других людей, на их несправедливости, эгоизме, недобросовестности, ненадежности,
враждебности. Даже если он и сознает собственные реакции, то все равно склонен считать, что
они спровоцированы другими. В анализе, однако, подобного рода проблемы практически
отсутствуют, причем не только потому, что аналитик ранее подвергался анализу и продолжает
анализировать себя, но также и потому, что жизнь аналитика не пересекается с жизнью
пациента. Эта беспристрастность помогает отделить особенности пациента от вносящих
неясность обстоятельств, которые обычно их окружают.
Во-вторых, своим дружеским интересом аналитик оказывает пациенту то, что можно
назвать обычной человеческой помощью. В какой-то мере она неотделима от помощи
интеллектуальной. Так, сам факт, что аналитик хочет понять пациента, подразумевает, что он
принимает пациента всерьез. А это уже само по себе является эмоциональной поддержкой
первостепенной важности, особенно в то время, когда пациента тревожат страхи и сомнения,
когда покачнулись его хрупкие опоры, подвергается ударам гордость и подорваны иллюзии,
ибо зачастую пациент слишком отчужден от себя, чтобы принимать себя всерьез. Это
утверждение, возможно, звучит неправдоподобно, потому что большинство невротиков имеют
завышенное представление о собственной важности, уникальных способностях, уникальных
потребностях. Но думать о себе как о самом важном — это нечто в корне отличное от того,
чтобы принимать себя всерьез. Первое проистекает из раздутого образа «я»; второе относится к
реальному «я» и его развитию. Невротик часто рационализирует отсутствие серьезного
отношения к себе, объясняя это «бескорыстием» или утверждая, что нелепо или самонадеянно
много о себе думать. Такая фундаментальная незаинтересованность в себе является одной из
наиболее серьезных трудностей в самоанализе. И наоборот, одно из огромных преимуществ
профессионального анализа состоит в том, что он предполагает работу с человеком, который
своим отношением вселяет в пациента мужество, которое позволяет ему быть в ладах с собой.
Человеческая поддержка является особенно ценной, когда пациент находится в тисках
растущей тревоги. В таких ситуациях аналитику сложно успокоить пациента непосредственно.
Но то, что над его тревогой бьются как над конкретной проблемой, которая в конечном счете
разрешима, ослабляет страх перед неизвестным, независимо от содержания интерпретации.
Если же пациент потерял надежду и склонен прекратить борьбу, аналитик пытается не просто
дать интерпретацию, а понять эту установку как результат конфликта, что является куда
большей поддержкой для пациента, чем «похлопывание по плечу» или многоречивые попытки
