 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
подвержены к фундаментальной ошибке атрибуции, не избежало критики. Некоторые его оппоненты
говорят примерно следующее: предположим, существует пристрастие атрибуции. Однако в каждой
конкретной ситуации оно может «сработать» и стать причиной ошибки, а может и не «сработать»,
подобно тому как родители, склонные считать, что их ребенок не употребляет наркотики, могут
ошибаться, а могут быть правы (Harvey et al., 1981). Мы можем быть необъективны по отношению к
правде. Более того, некоторые обстоятельства повседневной жизни, например пребывание в церкви или
на интервью, связанном с трудоустройством, похожи на эксперименты, о которых было рассказано
выше. Очевидно, что в обоих случаях люди оказываются под давлением. «Действующие лица»
осознают его лучше, чем наблюдатели, что и становится причиной ошибки атрибуции. Однако в других
условиях — у себя дома, в парке — люди проявляют свою индивидуальность и могут воспринимать
собственное поведение как более непринужденное, чем считают наблюдатели (Monson et Snyder, 1977;
Quattrone, 1982; Robins et al., 1996). Следовательно, утверждение о том, что всегда и при всех
обстоятельствах наблюдатели недооценивают влияние ситуации, — преувеличение. Именно поэтому
многие социальные психологи соглашаются с Эдвардом Джоунсом и считают фундаментальную
ошибку атрибуции, т. е. восприятие поведения как всегда соответствующего внутренним диспозициям,
предубеждением соответствия.
Тем не менее результаты экспериментов свидетельствуют о том, что необъективность
проявляется даже тогда, когда мы осведомлены о ситуационных силах, например когда мы знаем, что
позиция, навязанная участнику дискуссии, — не лучшая основа для выводов о его истинных установках
(Croxton & Morrow, 1984; Croxton & Miller, 1987; Reeder et al., 1987) или что задающий вопросы имеет
преимущество перед участником викторины (Johnson et al., 1984). Печально сознавать, что мы с вами
осведомлены о том социальном процессе, который искажает наше мышление, и все же подвержены ему.
Возможно, это происходит потому, что для оценки зависимости поведения окружающих от социальных
влияний требуется больше интеллектуальных усилий, чем для его объяснения их диспозициями (Gilbert
et al., 1988, 1992; Webster, 1993). Подобный поход похож на ход мыслей занятого человека: «Это не
очень хорошая основа для суждения, но она проста, и к тому же у меня просто нет времени, чтобы взять
в расчет что-нибудь еще».
{Фундаментальная ошибка атрибуции. Люди предрасположены к тому, чтобы объяснять
поведение окружающих их внутренними диспозициями. Иногда подобное объяснение оказывается
правильным. Среди тех, кто по выходным дням превращается в байкеров, немало и тех, кто всю неделю
занимается интеллектуальным трудом}
Этот процесс адаптивен во многих отношениях (психологи вообще полагают, что даже наша
предвзятость служит какой-то цели, ибо природа отбирает тех, кому она свойственна). Диспозиционная
атрибуция поведения более эффективна, нежели ситуационная. Более того, наши диспозиции нередко
приводят нас к выбору ситуаций, в которых мы хотим оказаться. Консервативная одежда банкиров
может отражать не только требования, предъявляемые к ним профессией, но и то, что выбравший ее
человек по своей природе консервативен (Gilbert & Malone, 1995). Предположив, что банкир более
консервативен, чем художник, вы, скорее всего, не ошибетесь. Некоторые ситуации и на самом деле —
плод наших собственных усилий. Более того, наблюдая человека в какой-то одной роли (банкира,
педагога или бабушки), мы одинаково хорошо можем спрогнозировать его поведение независимо от
того, чему приписываем его — исполняемой им роли или его диспозиции. Только тогда, когда мы
наблюдаем за человеком в новой для него ситуации, прогнозы, основанные на диспозиции, способны
ввести нас в заблуждение.
(— Как мне надоело нытье безработных! Оказывается, у нас «дефицит рабочих мест». Черт
побери, сейчас всем трудно!
— Они не могут найти себе работу, потому что не желают думать и шевелиться! Вот почему они
