 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
могло бы существовать и мышление. Действительно, для того чтобы мыслить, нужно что-то
представлять себе, воображать, комбинировать образы или понятия, относящиеся к событиям, людям
или предметам, которых физически в данный момент перед нами нет. Разумеется, это означает, что они
должны присутствовать в памяти.
Память участвует и в простом воспоминании, и в других мыслительных процессах, например в
мечтах или грезах наяву, а также — на более структурированном уровне — в планировании, решении
проблем и принятии решений.
Когда мы предаемся фантазиям (при воспоминаниях или в мечтах, а также при некоторых
сновидениях), у нас появляются в основном мысленные образы.
При этом возникают ассоциации, не
управляемые какой-либо жесткой организацией мысли. Иногда при столкновении с суровой
действительностью мы начинаем строить какие-то пожелания или грезить наяву, например вспоминаем
о неких событиях (чаще всего происшедших не с нами), которые могли бы быть решением проблемы.
Так может сформироваться малореалистичная идея о том, что мы обязательно получим крупный
выигрыш, купив лотерейный билет, или что предстоящий завтра экзамен будет перенесен по каким-то
причинам, существующим лишь в нашем воображении.
Однако в большинстве случаев нам приходится обрабатывать и упорядочивать информацию так,
чтобы наиболее логичным образом справляться с встающими перед нами повседневными трудностями.
При этом роль мышления состоит в выработке умственных стратегий, опирающихся на символические
процедуры. Именно это происходит при формировании новых понятий, планировании нашей
деятельности, суждении о предметах, людях или событиях, поиске ответов на различные вопросы или
принятии необходимых решений.
Позитивная роль памяти. Для всех перечисленных видов активности необходимо
рассуждение,
с помощью которого мы можем как-то по-новому связать информацию о текущих
обстоятельствах с информацией, накопленной в памяти.
Представьте себе, что вы влюблены, но предмет ваших чувств об этом не знает. Вы можете,
конечно, предаваться мечтаниям, как бы осуществляя свои желания в грезах наяву, например
встречаясь с любимым человеком в какой-то идиллической обстановке. Но на самом деле это всего
лишь фантазия.
Несомненно, было бы реалистичнее обдумать возможность свидания в каком-нибудь
общественном месте. Скажем, не пригласить ли любимого человека в кино? Это всего лишь первое
решение, которое породит массу задач, требующих планирования и оценки; здесь то и дело будет
требоваться специфическая информация, вызванная из памяти. Какой фильм может заинтересовать
предмет вашего обожания? Какие фильмы вам рекомендовали? Сколько денег вы можете потратить? В
какие кинотеатры проще всего попасть? Далеко ли они расположены от вашего дома или от центра
города? Как туда добраться? Пешком или на автобусе? Где назначить место свидания? Как одеться? И т.
д.
Разумеется, это только начало вашего романа, и вам предоставляется возможность строить в
воображении дальнейшее развитие событий и находить умственные (и иные) стратегии, которые могут
быть реализованы для того, чтобы привести вас к успеху.
Этот очень простой пример позволяет понять, насколько необходима долговременная память для
дальнейших попыток мышления. Совершенно ясно, что в большинстве случаев она играет чрезвычайно
важную роль в поиске новых решений тех или иных проблем.
Негативная роль памяти. Существуют, однако, случаи, когда долговременная память не
помогает найти решение проблемы, а, наоборот, затрудняет его нахождение. Так бывает, в частности,
тогда, когда какие-то предвзятые идеи о назначении предметов, образе действий того или иного
человека или о том, как может произойти какое-то событие, мешают нам увидеть все это по-иному,
нежели в свете бывшей у нас до сих пор информации.
Такая функциональная ригидность проявляется, например, когда нам нужно закрутить винт, а
отвертки нет, и нам даже не приходит в голову воспользоваться лежащим на столе ножом (рис. 8.4). Тот
же механизм действует, когда приходится иметь дело с изменениями терминологии, единиц измерения
или денежной системы. Трудности, которые возникают у многих жителей Северной Америки при
переходе от английских мер к метрическим или у французов, когда они рассчитывают цену покупки в
«новых франках» (тогда как старых франков не существует, по крайней мере официально, уже более 30
лет), — вот два очевидных примера функциональной ригидности.
