 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
себе говорит о поражении сознания. А.Тойнби подчеркивает, что оборотной стороной этого
культа («сибаритства») является «дегуманизация „господствующего меньшинства“, спесивое
отношение ко всем тем, кто находится за его пределами; большая часть человечества в при
этом заносится в разряд „скотов“, „низших“, на которых смотрят как на сам собою
разумеющийся объект подавления и глумления». Это и произошло с нашими демократами.
При этом новая система потребностей, которая вслед за элитой была освоена
населением, была воспринята не на подъеме хозяйства, а при резком сокращении местной
ресурсной базы для их удовлетворения. Это породило массовое шизофреническое сознание и
быстрый регресс хозяйства – с одновременным культурным кризисом и распадом системы
солидарных связей. Монолит народа рассыпался на кучу песка, зыбучий конгломерат
мельчайших человеческих образований – семей, кланов, шаек.
Когда идеологи и “технологи” планировали и проводили эту акцию, они преследовали,
конечно, конкретные политические цели – в соответствии с заказом. Но удар по здоровью
страны нанесен несопоставимый с конъюнктурной задачей – в РФ создан порочный круг
угасания народа. Система потребностей, даже при условии ее более или менее
продолжительной изоляции от чуждого влияния, очень живуча. Она обладает инерцией и
воспроизводится, причем, возможно, во все более уродливой форме. Поэтому даже если бы
удалось каким-то образом вновь поставить эффективные барьеры для “экспорта образов”,
какой-то новый железный занавес, внутреннее противоречие тем самым еще не было бы
решено. Ни само по себе экономическое “закрытие” России, ни появление анклавов
общинного строя в ходе нынешней ее архаизации не подрывают воспроизводства
“потребностей идолопоклонника”. Таким образом, у нас есть реальный шанс “зачахнуть”
едва ли не в подавляющем большинстве.
В середине 90-х годов еще теплилась надежда на то, что биологические инстинкты
(самосохранения и продолжения рода) поставят достаточно надежный заслон, чтобы
преодолеть воздействие нагнетаемых с помощью идеологических СМИ потребностей. Время
показало, что эти надежды тщетны – инстинкты без соединения с культурными защитами,
без крепкого и связного “универсума символов” слишком слабы, чтобы справиться с
современной технологией превращения людей в толпу.
Возникает вопрос, не оказались ли мы в новой “экзистенциальной” ловушке
– как и
перед революцией начала ХХ века? Она складывалась в ходе такого процесса. До начала ХХ
века почти 90% населения России жили с уравнительным крестьянским мироощущением
(“архаический аграрный коммунизм”), укрепленным Православием (или уравнительным же
исламом). Благодаря этому нашей культуре было чуждо мальтузианство , так что всякому
рождавшемуся было гарантировано право на жизнь. Даже при том низком уровне
производительных сил России, который был обусловлен исторически и географически,
ресурсов хватало для жизни растущему населению. В то же время было возможно выделять
достаточно средств для развития культуры и науки – создавать потенциал модернизации. Это
не вызывало социальной злобы вследствие сильных сословных рамок, так что крестьяне не
претендовали на то, чтобы “жить как баре”.
В начале ХХ века, под воздействием импортированного зрелого капитализма это
устройство стало разваливаться, но тогда кризис был разрешен через советскую революцию.
Это было жестокое средство, к которому общество пришло после перебора всех возможных
альтернатив. Революция сделала уклад жизни более уравнительным, но в то же время
производительным. Жизнь улучшалась, но баланс между ресурсами и потребностями
поддерживался благодаря сохранению инерции “крестьянского коммунизма” и наличию
психологических и идеологических защит против неадекватных потребностей. На этом этапе
так же, как раньше, в культуре не было мальтузианства и стремления к конкуренции,
благодаря чему население росло и осваивало территорию.
После 60– х годов произошла быстрая урбанизация, и большинство населения обрело
тип жизни “среднего класса”. В культуре интеллигенции возник компонент
социал-дарвинизма и соблазн выиграть в конкуренции. Из интеллигенции социал-дарвинизм
