 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
можно сказать о великих итальянках того времени – это о их мужественном духе,
мужественных сердцах. Нужно только посмотреть на совершенно мужественное поведение
большинства женщин героической поэзии у Боярдо и Ариосто чтобы понять, что здесь дело
идет об определенном идеале. Эпитет, „virago“, считающийся в наше время довольно
двусмысленным комплиментом, был тогда высшей похвалой». В XVI столетии женщинам
был дан свободный доступ на сцену, появились первые актрисы. «В это время женщину
считали способной достичь вместе с мужчиной высших степеней образования». Это время,
когда один за другим появляются панегирики женскому полу, когда Томас Мор требовал
полного уравнения полов, а Агриппа фон Неттесгейм ставил женщину выше мужчин. И все
эти успехи погибли, вся эпоха подверглась забвению, из которого ее извлек лишь XIX век.
Разве не бросается в глаза, что стремление к женской эмансипации в мировой истории
появляется, как кажется, через определенные одинаковые промежутки времени?
В Х веке, в XV и XVI и теперь XIX и XX, по всем признакам, было больше
эмансипированных женщин, а женское движение сильнее, чем в промежуточные эпохи.
Было бы слишком поспешно строить на этом какую-нибудь гипотезу, но все же следует
отметить возможность проявления могучей периодичности, благодаря которой в это время с
чрезвычайной правильностью появляется на свет больше гермафродитов, больше
переходных форм, чем в промежуточные эпохи. У животных в родственных случаях
наблюдались такие же периоды.
По нашему мнению это, стало быть время наименьшего гонохоризма. Тот факт, что в
известные времена больше, чем обычно, рождается мужественных женщин, требует
дополнения с другой стороны, т.е. что в эту же эпоху появляется на свет больше
женственных мужчин. Это мы и видим в самой поражающей степени. Весь
сецессионистический вкус, присуждающий высоким, стройным женщинам с плоской грудью
и узкими бедрами призы за красоту, можно, вероятно, объяснить именно этим явлением.
Невероятное увеличение фатовства и гомосексуальности находит объяснение только в
большей женственности нашей эры. Не без глубоких причин современный эстетический и
половой вкус опирается на создания прерафаэлитов.
Поскольку существуют в органической жизни периоды, подобные колебаниям в жизни
отдельных индивидуумов, но распространенные лишь на многие поколения, то постольку же
этот факт может проложить нам дорогу и открыть широкий вид на понимание некоторых
темных точек человеческой истории, более широкий, чем те претенциозные «исторические
миросозерцания», в таком громадном количестве появившейся в наше время, особенно
теория экономического материализма. Несомненно, что от биологических исследований
нужно ожидать в будущем бесконечно много результатов и для истории человечества. Здесь
только сделана попытка применить ее к нашему случаю.
Если верно, что в одни эпохи больше, а в другие меньше рождается гермафродитов, то,
как результат этого, женское движение большей частью исчезает само собой и появляется
затем через долгий промежуток времени, чтобы возрождаться и вновь погружаться в
определенном темпе без конца. А стало быть и женщины, стремящиеся сами по себе к
эмансипации, рождаются то в большем, то в меньшем числе.
Об экономических отношениях, принуждающих даже самую женственную жену
многосемейного пролетария идти на фабрику или на постройку домов, не может быть,
конечно, речи. Связь индустриального и промышленного развития с женским вопросом
более неустойчива чем это обычно думают, в особенности теоретики – социалдемократы, и
еще меньше существует причинной связи между стремлениями, направленными с одной
стороны к духовной способности, а с другой – к экономической конкуренции. Например, во
Франции, хотя она и выдвинула треть выдающихся женщин, никогда женское движение не
могло прочно укорениться, и все же ни в одной европейской стране нет такого количества
женщин, самостоятельно занятых торговлей, как там. Борьба за ежедневное пропитание
резко отличается, стало быть, от борьбы за духовное содержание жизни, если таковая вообще
ведется известной группой женщин.
