 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
духовных содержаний к всеобщему мышлению, то аффективность экстравертной женщины отличается
известной подвижностью и незначительной глубиной именно вследствие ее приспособления к
всеобщей жизни человеческого общества. А в этом случае речь идет о социально дифференцированной
аффективности, имеющей бесспорно общее значение и даже выгодно отличающейся от тяжеловесности,
упрямства и страстности интровертного аффекта. Дифференцированная аффективность освободила себя
от хаотического начала пафоса и превратилась в покорно приспособляющуюся функцию, правда за счет
внутренне-сосредоточенной духовной жизни, которая и блещет своим отсутствием. И тем не менее она
существует в бессознательном, и притом именно в той форме, которая соответствует интровертной
страсти, то есть в неразвитом состоянии. Это состояние характеризуется чертами инфантилизма и
архаизма. Неразвитый дух дает аффективному стремлению из своего бессознательного такие содержания
и тайные мотивы, которые неминуемо производят дурное впечатление на критического наблюдателя,
тогда как некритический человек не замечает их вовсе. Неприятное впечатление от постоянного
восприятия плохо скрытых эгоистических мотивов заставляет наблюдателя слишком легко забывать
наличность и приспособленную полезность наружно проявляемых стремлений. Не будь
дифференцированных аффектов, исчезло бы все, что в жизни есть легкого, несвязывающего, умеренного,
безобидного и поверхностного. Люди задохнулись бы в насыщенной пафосом атмосфере или в зияющей
пустоте вытесненных страстей. Если социальная функция интроверта имеет в виду, главным образом,
единичную личность, то экстраверт обслуживает общественную жизнь, которая тоже имеет право на
существование. Для этого ему необходима экстраверсия, потому что она прежде всего перекидывает
мост от человека к человеку.
Известно, что проявление аффекта действует суггестивно, тогда как дух может осуществлять свое
воздействие лишь посредственно, на путях кропотливой передачи. Аффекты, необходимые для
социальной функции, отнюдь не должны быть глубоки, иначе они вызывают страсть в других людях.
Страсть же тормозит жизнь и процветание общественности. Поэтому приспособленный и
дифференцированный дух интровертного человека тоже неглубок, но скорее экстенсивен; и потому он
не беспокоит и не возмущает, но вразумляет и успокаивает. Но подобно тому, как интроверт беспокоит
силою своих страстей, так экстраверт раздражает своим полусознательным мышлением и чувством,
бессвязно и непоследовательно проявляющимся по отношению к ближнему, нередко в форме
бестактных и беспощадных суждений. Если собрать совокупность таких суждений и попытаться
синтетически построить из них психологию, то сначала получится основная концепция сущего
животного, которое по безотрадной дикости, грубости и глупости ни в чем не будет уступать
злодейским аффектам интроверта. Поэтому я не могу согласиться с утверждением Джордана, будто
наихудшие характеры встречаются среди страстных интровертных натур. Среди экстравертов
наблюдается ровно столько же и совершенно такой же радикальной прочности. Если интровертная
страстность проявляется в диких поступках, то бессознательная низость экстравертного мышления и
чувства совершает преступления над душой жертвы. Я не знаю, что хуже. В первом случае хуже то, что
поступок всем виден, тогда как во втором случае низкий образ мыслей и чувств скрывается под
покровом приемлемого поведения. Мне хотелось бы указать на социальную заботливость,
свойственную этому типу, на его активное участие в доставлении ближним благополучия, а также на
его ярко выраженное стремление доставлять другим радости. У интроверта все эти достоинства в
большинстве случаев остаются лишь в области фантазии.
Дальнейшее преимущество дифференцированных аффектов заключается в прелести, в красоте
формы. Они создают эстетическую, благотворную атмосферу. Существует поразительное множество
экстравертных людей, которые занимаются каким-нибудь искусством (по большей части музыкой) не
столько потому, что они особенно к этому способны, сколько потому, что они могут служить этим
общественности. Страсть к порицанию тоже не всегда бывает неприятна или лишена ценности. Она
нередко остается в пределах приспособленной, воспитательной тенденции, которая приносит очень
много пользы. Зависимость суждений тоже не всегда и не при всех обстоятельствах является злом;
напротив, она нередко содействует подавлению сумасбродства и вредных излишеств, отнюдь не
полезных для жизни и блага общества. Вообще было бы совсем неправильно утверждать, что один тип в
каком-либо отношении ценнее другого. Типы взаимно дополняют друг друга, и их различие создает
именно ту меру напряжения, которая необходима и индивиду, и обществу для сохранения жизни.
