 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
поэтому в условиях, вызывающих смущение и замешательство, и это при наличии у него исходного
дефицита способности выбирать, поскольку его сфера контроля была захвачена еще до того, как он мог
возражать или соглашаться благодаря разумно свободному выбору. Я хотел бы со всей серьезностью
заявить о том, что раннее приучение к туалету и другие мероприятия, изобретаемые для формирования
условно-рефлекторных реакций у ребенка до появления у него способности к саморегуляции,
возможно, образуют самую сомнительную традицию в воспитании детей, которым впоследствии
предстоит решительно и свободно изъявлять свою волю в качестве граждан. Именно здесь машинный
идеал «функционирования без трения» вторгался в демократическую среду Значительная доля
политической апатии может иметь свой источник в том общем ощущении, что все вопросы, казалось бы
оставляющие выбор, так или иначе уже решены заранее - и такое действительно случается, когда
влиятельные группы электората уступают этому ощущению, поскольку усвоили взгляд на мир как на
место, где взрослые говорят о выборе, но «улаживают» дела таким образом, чтобы избежать явных
трений.
Что касается так называемой «эдиповой стадии», когда «ребенок идентифицируется с супер-эго
родителей», здесь важнее всего, чтобы супер-эго вносило максимум коллективного смысла исходя из
идеалов дня. Супер-эго довольно плохо подходит на роль простого регулятора, ибо оно навсегда
сохраняет в душе связь «большого-и-сердитого взрослого» и «маленького-но-плохого ребенка».
Патриархальная эпоха эксплуатировала универсальный эволюционный факт интериоризованного и
бессознательного морального «правительства» вполне определенными способами, тогда как другие
эпохи использовали его иначе. Отцовская эксплуатация по всей вероятности ведет к подавленным
чувствам вины и страха кастрации в результате бунта против отца; материнская же сосредоточивается
на чувствах обоюдного разрушения и взаимной покинутости. В таком случае, каждая эпоха должна
находить свой способ обращения с супер-эго как универсально данной потенциальностью для
внутреннего, автоматического сохранения универсальной внешней дистанции между взрослым и
ребенком. Чем более идиосинкразично это отношение и чем менее адекватно родитель отражает
изменяющиеся культурные прототипы и институты, тем глубже будет конфликт между эго-
идентичностью и супер-эго.
Однако самоограничение избавляет нашего мальчика от многих нравственных мук и терзаний.
Скорее всего, он в хороших отношениях со своим супер-эго и сохраняет их в отрочестве и юности
благодаря искусному устройству американской жизни, которая рассеивает идеал отца. Мужской идеал
мальчика редко связывается с его отцом (каким он предстает в повседневной жизни). Обычно - это дядя
или друг семьи, если не дедушка, причем в том виде, как их преподносит ему (часто неосознанно) его
мать.
Дедушка, сильный духом и телом мужчина (в полном соответствии с широко распространенным
американским идеалом, или, иначе говоря, еще одна смесь факта и вымысла), всю жизнь искал новых и
сложных дел в совершенно самостоятельных и отдаленных областях и регионах. Когда исходный вызов
бывал удовлетворен и дело налажено, он передавал его другим и двигался дальше. Жена видела его
только по случаю зачатия (очередного) ребенка. Сыновья не могли угнаться за ним и оставлялись «на
обочине», как респектабельные поселенцы. Лишь дочь могла сравниться с ним, да и внешне походила
на него. Однако ее весьма выраженная маскулинная идентификация не позволяла ей взять в мужья
человека столь же сильного, как ее могучий отец. Обычно она выходила за того, кто в сравнении с
отцом казался слабым, зато был верным и остепенившимся. Но сама, во многих отношениях,
рассуждала и говорила как дед, даже не представляя, сколь упорно она принижает оседлого отца своих
детей и порицает недостаточную мобильность семьи - географическую и социальную. Тем самым она
создает у сына конфликт между оседлыми привычками, формируемыми по ее настоянию, и дерзкими,
авантюристическими чертами характера, которые сама же и поощряет его развивать. Во всяком случае,
ранний «эдипов» образ - огромного и всесильного отца и владельца матери ассоциируется с мифом о
дедушке. Оба становятся глубоко бессознательными и остаются таковыми при доминирующей
потребности научиться тому, как быть справедливым братом, ограниченным и ограничивающим в
правах, но вместе с тем жизнеспособным и оказывающим поддержку. Отец в известной степени
освобождается от обид и возмущения сына, если только он, конечно, не оказывается «устаревшим»,
отчужденным или относящимся скорее к разряду «боссов». И, если это не так, он тоже становится
скорее старшим братом, чем отцом. Таким образом, значительная доля сексуального соперничества,
подобно сексуальности вообще, исключалась из сознавания.
Эти мальчики, насколько я помню, уже в раннем подростковом возрасте довольно высоки, часто
выше своих отцов. И над этим они немного снисходительно подшучивают. Фактически, кажется, что в
