 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
именно тот класс людей, которым было суждено приучать их к благам цивилизации, а именно,
государственных служащих.
Молодая и бурлящая американская демократия утратила мир с индейцами, когда не сумев
прийти к ясному плану - завоевать или колонизировать, обратить в свою веру или дать свободу, -
предоставила делать историю случайной веренице своих представителей, преследовавших то одну, то
другую из этих целей и демонстрировавших тем самым очевидную непоследовательность, которую
индейцы истолковывали как ненадежность и нечистую совесть. Бюрократия - плохая замена политики,
и нигде расхождение между демократической идеологией и практикой не обнаруживается столь
очевидно, как в иерархии централизованной бюрократии. Индейцы постарше, кого воспитали в духе
демократии охотника, нивелирующей каждого потенциального
диктатора и каждого потенциального
капиталиста, имели зоркий, если не сказать злобный, глаз. Трудно представить себе ту незащищенную
и, тем не менее, ответственную роль, в которой оказывались агенты правительства в те времена. И
несмотря на это, часть из них хорошо справлялась со своей задачей благодаря одной только гуманности.
Затем последовала партизанская война за детей, которая, по воспоминаниям старых индейцев,
сделала начальную стадию федерального образования далеко не привлекательной. В ряде мест «детей,
по существу, похищали из дома, чтобы насильно засадить в государственные школы; волосы коротко
стригли, а индейскую одежду выбрасывали. Им запрещали говорить на родном языке. Жизнь в такой
школе подчинялась воинской дисциплине, а соблюдения учениками правил добивались с помощью
телесных наказаний. Тех же, кто упорно придерживался старого образа жизни, и тех, кто сбегал и был
пойман, бросали за решетку. Возражавших родителей также отправляли в тюрьму. Когда было
возможно, детей держали в стенах школы, чтобы избежать влияния их семей». [G. MacGregor, Warriors
without Weapons, University of Chicago Press, 1946.] Эта общая установка полностью сохранялась до 1920
г.
В течение всего этого времени только один тип белого человека - ковбой - волновал
воображение индейца до такой степени, что оказывал влияние на его одежду, манеру держать себя,
привычки и игру детей. С 1900 по 1917 год сиу решительно пытались развивать скотоводство и стать
владельцами стад крупного рогатого скота. Но Вашингтон, сознавая «превосходящие силы» эрозии
почв и интересов скотоводов Среднего Запада, был вынужден издать декрет, по которому сиу не могли
быть ковбоями на отведенных им правительством землях. Потеря своих стад, быстро увеличившихся, а
позднее - земельный бум, сделавший из неготовых к нему сиу мелких расточителей капитала, стали
новыми катастрофами, по психологическому значению равными пропаже бизонов. Тогда
неудивительно, почему некоторые мессионеры убеждали орлиноносых сиу, что они последнее колено
израилево, и что на них лежит вечное Божье проклятие.
Вслед за этим наступил самый близкий к нашему времени период, когда индейцы сиу были
обязаны становиться фермерами на отведенных им землях, уже настолько испорченных эрозией, что
еще немного - и они превратятся в громадную пустыню. Даже сегодня только малая часть этих земель
пригодна для посева пшеницы, кукурузы и других зерновых.
В таком случае понятно, почему сиу постоянно и безрезультатно обвиняли правительство США
в нарушении обещаний и в административных ошибках прежних режимов. Что касается белых, то
случаи заблуждений и вероломства никогда не отрицались даже теми, кто невольно или от бессилия
допускал и то, и другое. Доклады американских генералов правительству и отчеты комиссаров по делам
индейцев Конгрессу США говорят о глубоком чувстве стыда, которое эти люди испытывали,
выслушивая благородные упреки старых индейцев. Фактически, совесть американского народа
временами так легко пробуждалась, что сентименталисты и политические деятели могли использовать
ее явно во вред реалистическому подходу к проблемам индейцев.
Правительство отозвало военных и создало для американских индейцев впечатляющую и
гуманную организацию. Администратора заменили учителем, врачом и социальным антропологом. Но
годы разочарований и зависимости сделали равнинных индейцев неспособными доверять даже тогда,
когда у них едва ли могли быть основания для подозрений. Если когда-то индеец был просто
обиженным человеком, то сейчас его состояние сравнимо с тем, что в психиатрии называют
«невротической компенсацией»: он черпает все свое чувство безопасности и идентичности из статуса
человека, которому что-то должны. Однако надо полагать, что даже если бы миллионы бизонов и
добытое в Черных горах золото можно было возвратить индейцам, сиу не смогли бы отвыкнуть от
зависимости или создать общину, адаптированную к современному миру, диктующему условия, в конце
концов, как победителям, так и побежденным.
Не удивительно тогда, что посетитель резервации довольно скоро начинает чувствовать себя так,
