 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
возникшие у кого-то одного или у немногих в русле коллективной установки, порой даже ложные,
фантастические, могут лавиной охватывать окружающих, порождать массовые галлюцинации. Такими
явлениями отмечены периоды религиозных воодушевлений.
В. М. Бехтерев сообщил, что во время религиозных празднеств в Сарове в заброшенном колодце многие
богомольцы начали видеть предмет своего поклонения — отца Серафима. Видели его так, как он
изображался на иконах. Некоторые заметили даже движения руки. Видение продолжалось несколько
минут, пока подошедшая богомолка, не осведомленная о предмете видения, не сказала, что ничего на дне
колодца нет, кроме камней и мусора. С этого времени массовая галлюцинация прекратилась.
Не напоминает ли это сказку Г. X. Андерсена “Новое платье короля”, который в действительности
оказался голым?
Именно конформное поведение лежит в основе многочисленных психических эпидемий в период от
средневековья до XIX столетия. Нередко очагами таких эпидемий были монастыри.
В 1500 году в бельгийском монастыре эпидемия началась с заболевания долго постившейся монахини. У
нее появились галлюцинации, судорожный смех, застывание в различных позах. Болезнь быстро
распространилась. Монашки одна за другой “заражались” ею - прыгали, наносили себе телесные
повреждения, вешались коленями на ветках деревьев и сбрасывались вниз; то издавали крики, то теряли
речь. Общая ярость обратилась против двух невинных жертв: монастырской кухарки и ее матери. Их
сожгли как виновниц эпидемии.
В 1630 году большая эпидемия бесоодержимости вспыхнула в Мадридском монастыре бенедиктинцев. У
одной монахини вдруг начались судороги, млели руки, ночами она издавала вопли, бредила. Она объявила,
что в нее вселился демон. Вскоре демономания охватила всех монахинь. Все начали выть, мяукать и лаять.
Спустя год такая же эпидемия возникла в Луденском монастыре урсулинок.
Эпидемии бессодержимости не обходили и детей. В 1669 году такая эпидемия овладела детьми в Швеции-.
Они рассказывали, что ведьмы их водят на шабаш, доносили на своих матерей, в которых усматривали
ведьм. По указанию детей только в одном округе было сожжено 34 взрослых и 15 детей.
Известны религиозные эпидемии, в которые вовлекалось много тысяч людей. В XIII—XVII веках
Западную Европу охватила судорожная эпидемия, названная “пляской святого Витта”. На улицах и
площадях тысячи возбужденных людей с криками и воплями плясали до полного изнеможения.
Мания плясок в Италии названа тарантизмом. Распространилась она под влиянием ошибочного
представления, что укус ядовитого паука тарантула, часто встречавшегося в Италии, обезвреживается
танцами, которые потому получили название тарантелла. Тарантизм распространился и на другие
государства (Германия, Нидерланды). Огромное количество людей бросали работу, отрешались от
домашних дел, чтоб предаться неистовой пляске.
Известны случаи, когда в очаг психической эпидемии превращалась “чудодейственная святыня”. Так, в
Париже 3 мая 1727 года на кладбище Сен-Медар похоронили дьякона. Перед возложением покойника в
гроб мотальщица шелка потерла о него левую парализованную руку. Возвратившись домой, она стала
разматывать шелк обеими руками, недуг прошел.
Медицине известны мгновенные внушенные исцеления. Они характерны для больных истерией, у которых
параличи или другие болезненные знаки — внушенного происхождения. Несомненно, и у этой женщины
паралич был внушенный. Иначе не могло произойти мгновенное освобождение от него, которое так же
обязано глубокой внушающей вере в исцеляющую силу предпринимаемых действий.
Исцеление получило большую огласку. На Сен-Медарское кладбище собирались истеричные со всего
Парижа. Неожиданно у одной из присутствовавших по имени Жанна Фуркруа появились конвульсии.
Вскоре они разожгли пожар безумия. Вот как эту эпидемию описал ее очевидец (цит. по Реньяру, 1889).
“Конвульсии Жанны послужили сигналом для новой пляски св. Витта, возродившейся вновь в центре
Парижа в XVIII в., с бесконечными вариациями, одна мрачнее или смешнее другой. Со всех концов города
сбегались на Сен-Медарское кладбище, чтобы принять участие в кривляниях и подергиваниях. Здоровые и
больные все уверяли, что конвульсируют и конвульсировали по-своему. Это был всемирный танец,
настоящая тарантелла.
Вся площадь Сен-Медарского кладбища и соседних улиц была занята массой девушек, женщин, больных
всех возрастов, конвульсирующих как бы вперегонку друг перед другом. Здесь мужчины бьются о землю,
как настоящие эпилептики, в то время как другие, немножко дальше, глотают камешки, кусочки стекла и
даже горящие угли. Там женщины ходят на голове с той степенью скромности, которая вообще
совместима с такого рода упражнениями. Люди корчатся, извиваются и двигаются на тысячу различных
ладов.
Среди всего этого нестройного шабаша слышатся только стоны, пение, рев, свист, декламация,
пророчества и мяукание. Но преобладающую роль в этой эпидемии конвульсионеров играют танцы”.
В дореволюционной России получила распространение несколько иная форма психической эпидемии —
кликушество. Особенностью кликушества являлось то, что люди, впадающие в истерическую
одержимость, были уверены, что на них или их близких напущена “порча”. Считалось, что “порча”
наводилась через пищу или воду, взятые из рук колдуна, через дурной взгляд, проклятие и т. д.
Одержимые бились в судорогах, издавали бессмысленные звуки, всхлипывали, подражали голосам
животных, лаяли по-собачьи, куковали, икали, выкликали имена лиц, их якобы испортивших, — отсюда и
возникло название кликуш. В подавляющем большинстве это были женщины. Кликуши считали себя
бесоодержимыми. Достаточно было в деревне появиться одной кликуше, как вслед за ней появлялись
