 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
универсальные определения человека, творения, обстоятельств, деятельности, отчуждения и
т.п. В дальнейшем многое будет зависеть от проработки этих определений в попытке
получения конкретного ответа, а не в отстранении универсалий от исследования.
Надо заметить, и универсалии «в чистом виде» — это тоже конструкции, скрывающие свой
социально-исторический базис. Предельно очищенные от конкретики универсалии — это
определенный стиль, имеющий особую питательную среду, особую культурную
ориентацию. Спросим: когда и как универсальное определение человека отрывается от
бытия и описания конкретных индивидов и почему такое определение считалось
методологически решающим при анализе человеческих проблем? Ответ на подобные
вопросы будет социально философским, а значит, переходящим от анализа категорий к
уточнению обстоятельств развития соответствующих содержательных проблем. В истории
философии решающий поворот в этом направлении был сделан немецкой классикой. В этой
философии понимание отчуждения «сместилось» с трактовки его как состояния к
истолкованию его как процесса. Процесс же этот был раскрыт как деятельность людей,
деятельность духовная, сопряженная с реализацией человеческих потенций, их
объективациями, овеществлением и т.п.
Главная заслуга в истолковании отчуждения как процесса, «включенного» в деятельность
людей, принадлежит, пожалуй, Гегелю. Именно он обнаруживает историчность отчуждения,
его изменчивый характер, определяемый модификациями структур человеческой
деятельности. Гегель рассматривает отчуждение как необходимый момент объективации
человеческих сил и их обобществления. В частности, он показывает, что правовые формы
гражданского общества, отчужденные от индивидуального бытия людей, оказываются
важнейшими составляющими социальности, основанной на законе. Гегель фиксирует
внимание на сложной диалектике отчуждения и освоения, в частности, на диалектике
приобщения индивида к культуре: работа индивида в формах культуры, его участие в
движении этих форм является вместе с тем их индивидуализацией, их переводом на язык
личностного бытия.
Надо заметить, в этой диалектике воздействие личности на культуру оказывается
невыявленным; дело фактически сводится к тому, что личность «снимает» копии с культуры.
Здесь Гегель предугадывает социализаторские концепции личности, фактически
редуцирующие личность к индивидному повтору культурного стандарта. Он и сам, по сути,
редуцировал проблему личности, растворил ее в более общих категориях логики и истории.
Впрочем, это соответствовало всему настроению его философии: недаром же он говорил о
хитрости мирового разума, который использовал личностные усилия людей для получения
таких исторических результатов, где были стерты следы индивидных действий и проступали
контуры сверхличностных схем.
К. Маркс попытался придать рассмотрению проблемы более конкретный социальный смысл,
связать преодоление отчужденных общественных форм с ликвидацией классовых
антагонизмов, эксплуатации человека человеком.
В своем подходе к проблеме Маркс, в отличие от Гегеля, сделал акцент на предметной
самореализации человека, а не только его сознания: именно человек в целом своим
утверждением в предметном же мире создает и ситуацию отчуждения, и ситуацию освоения.
Точнее, Маркс говорил о распредмечивании — опредмечивании социальных качеств и
человеческих сил, в ходе которого опредмеченные силы могут отчуждаться от человека,
превращаться в средства, враждебные своему создателю.
Маркс детализирует представление об отчуждении как процессе: он описывает отчуждение
результатов деятельности, собственно процесса деятельности и самого человеческого
индивида, т.е. самоотчуждение. Отчуждение определяется тогда как утрата человеком
контроля над результатом своей деятельности, над процессом собственной деятельности над
самим собой, и в этом смысле — утрата человеком самого себя.
