 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
предпочтении той или иной необходимой связи, в их сопоставлении и оценке. Инерция
фаталистического понимания законов продолжает действовать, но значение деятельности и
воли людей — прежде всего в сфере духовного их самоопределения — намечается все более
отчетливо.
В новое время в понимании и попытках практического использования общественных
законов преобладают ориентации на природу, на ее научно-теоретическое описание.
Поскольку в практике начинает доминировать промышленность, а в науке — теоретическая
механика, постольку и закон, признаваемый в качестве образца, явно или неявно
определяется как механический. Иными словами, природные законы — это прежде всего
механически описываемые естественные зависимости, простые и жесткие причинно-
следственные связи. Перенесение этого образца на истолкование общества неизбежно вело к
натуралистическому истолкованию общества, уподоблению его структур структурам
природы. Подчеркнем, что в этом сопоставлении природа представала в том виде, в котором
она включалась в индустриальную практику общества, в том схематическом изображении,
которое предопределяли законы динамики.
В применении к обществу такая трактовка законов могла быть продуктивно реализована
только в тех сферах, где возможны были сильные упрощения многомерного бытия людей.
Такими сферами оказались промышленность, экономика, право, наука. В них как раз
практически отрабатывалась схема социальной закономерности как общей, повторяющейся
связи явлений, как некой регулярности, позволяющей получать тождественные результаты,
группировать и объяснять определенные классы событий. Предполагалось, что на такой
трактовке законов может быть построено прогнозирование, позволяющее четко определить в
будущем последствия совершенных и совершаемых в обществе действий. Экономическая
практика указывала на возможность фиксировать регулярные колебания цен на мировом
рынке, а экономическая теория впоследствии попыталась выделить периодические
изменения разной длительности (цикл Лабруса, цикл Кондратьева), позволяющие
предугадывать изменения рыночной конъюнктуры [1].
1 См : Бродель Фернан. Время мира М., 1992. С. 65 — 85.
Однако такой подход практически невозможно было применить для описания отдельных
событий, конкретных культур, индивидуального поведения людей. Эти аспекты, моменты,
линии общественного процесса не «поддавались» натуралистической законосообразности. В
противоположность ей вырабатывались практическая позиция и теоретическое воззрение,
акцентирующие внимание на деятельности людей, главным образом на ее идейно-
психологических и волевых аспектах. Объективная логика событий определялась в
зависимости от волевого импульса человеческих индивидов (в первоначальных версиях —
выдающихся личностей), их действия как бы задавали условия дальнейшей эволюции
социальных связей. Эта волюнтаристическая позиция, конечно, служила прежде всего
подкреплением для политического субъективизма. Но она неявным образом указывала на
ограниченность истолкования общественных законов, не включающую в их реализацию
деятельность людей, способность последних изменять условия, а стало быть, и действия
самих законов.
В XX в. в постиндустриальную эпоху стало формироваться представление об общественных
законах как о законах-тенденциях, как линиях социальной эволюции, выражающих эффект
сочетания различных человеческих деятельностей, условий их реализации. По-новому
зазвучал вопрос о соотношении природных и общественных законов. Природа уже не
воспринималась через призму упрощенных индустриальных и физических схем; она
предстала сложным разнообразием, вынуждающим человека приспосабливать устоявшиеся
формы своей деятельности к сложным ритмам биосферного процесса.
Представление об «автоматическом», квазиестественном действии общественных законов,
устанавливающих соответствие между содержанием и формами человеческой деятельности,
