 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Явились звезды в блеске их сиянья!
Не я ли уничтожил мысли гнет,
Сорвал тиски филистерства? Свободный,
Я голос духа слушаю природный,
Иду, куда свет внутренний влечет,
Иду, восторга полный! Предо мною
Свет впереди, мрак – за моей спиною!»
Ответ Мефистофеля (как и самого Гете): здесь и сознанье жизни мудреца, и признание
вышесказанного, и легкая зависть:
«Иди себе, гордись, оригинал,
И торжествуй в своем восторге шумном!
Что, если бы он истину сознал:
Кто и о чем, нелепом или умном,
Помыслить может, что ни у кого
Не появилось в мыслях до него?
Но это все нас в ужас не приводит:
Пройдут год, два – изменится оно;
Как ни нелепо наше сусло бродит,
В конце концов является вино».
(К молодым зрителям в партере, которые не аплодируют.)
«Вы не хотите мне внимать?
Не стану, дети, спорить с вами:
Черт стар – и, чтоб его понять,
Должны состариться вы сами».
Примечание. Цитата из предисловия к «Фаусту» Александра Белецкого: «Для Мюллера
Фауст – «великий человек, осознавший все свои силы, ощущавший узду, в которой держала
его судьба, и всячески старавшийся перегрызть эту узду». Фауст полон одним желанием:
«взлететь как можно выше, быть до конца тем, чем можешь быть, наперекор справедливости
и законам вознестись безгранично над самим собою». Монологи Фауста у Мюллера – это
рычание льва, с которым он сам себя сравнивает: «Все или ничто! В своих желаниях я
ощущаю бога, который трепещет в человеческой плоти… Ненасытный лев рычит во мне:
быть первым и высшим среди людей!»
Боги преображают мир
1
Христианство рождается из мучений и рабства, как форма, ограничивающая языческую
Природу. Через ад земной как отрицание появляется идея рая небесного, появляется тот миф,
