 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
обманка играет на невесомости, отмеченной вертикальным фоном: все тут в подвешенном
состоянии, вещи и время, даже освещение и перспектива, потому что, в отличие от
классических объемов и теней натюрморта, у теней обманки нет глубины, сообщаемой
каким-либо реальным источником освещения: подобно изношенное • та вещей, они служат
знаком легкого головокружения — умопомрачения предшествующей жизни, предваряющей
реальность видимости.
У этого таинственного света нет источника, в косом падении его лучей нет уже ничего
реального, он как водная гладь без глубины, вода застойная и на ощупь мягкая, как
естественная смерть. Вещи тут давно утратили свою тень (свою вещественность). Не солнце
их освещает, а иная, ярчайшая, звезда, и вместо атмосферы здесь — не преломляющий лучей
эфир: быть может, их напрямую озаряет сама смерть, и тень их только этот смысл и имеет?
Эта тень не поворачивается вместе с солнцем, не растет под вечер, не дрожит и не
колеблется: непременная, непоколебимая бахрома вещей. Она не следует законам кьяроскуро
или ученой диалектики света и тени, неизменно участвующей в игре живописи, — это просто
прозрачность вещей в лучах черного солнца.
Чувствуется близость этих объектов черной дыре, откуда течет к нам реальность,
реальный мир, обычное время. Такой эффект смещения центра вперед, вынесение зеркала
объектов навстречу субъекту сопутствует явлению двойника под видом всех этих скучных,
бесцвет-
119
