 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
пронизываются соблазном, вместо того чтобы основываться на противопоставлении и
различении. Что не только женское соблазняет мужское, но и отсутствие соблазняет
присутствие, холодное соблазняет горячее, субъект соблазняет объект — ну и наоборот,
разумеется:
потому что соблазн подразумевает этот минимум обратимости, который кладет конец всякой
упорядоченной оппозиции, а значит и всей классической семиологии. Вперед, к обратной
семиологии?
Можно себе вообразить (но почему же вообразить? так и есть), что боги и люди уже не
разделяются моральной пропастью религии, а начинают друг друга соблазнять и вообще
впредь вступают только в отношения соблазна — такое случилось некогда в Греции. Но,
возможно, нечто подобное происходит с добром и злом, истинным и ложным, со всеми этими
важнейшими различениями, которые служат нам для того, чтобы разгадывать мир и держать
его под смыслом, со всеми этими терминами, столь кропотливо расчленяемыми ценой безум-
ной энергии, — не всегда, конечно, это удавалось, и подлинные катастрофы, подлинные
революции всегда объясняются имплозией одной из этих систем о двух членах: тут и
приходит конец вселенной или какому-то ее фрагменту, — однако чаще всего имплозия эта
развивается медленно, через износ терминов. Именно это мы наблюдаем сегодня —
медленную эрозию всех полярных структур разом, окружающую нас вселенной, у которой
все шансы вот-вот утратить последний рельеф смысла.
185
