 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Рабочий в цепях, говорите? А как насчет японского гегемона на этих замечательных
вагинальных представлениях, которые и стриптизом-то трудно назвать: девушки на краю
сцены, ноги врозь, тут же зрители в одних рубахах (это как бы популярное зрелище), им
разрешается куда угодно совать свой нос, разглядывать вагины хоть в упор, они толкаются,
лезут, только бы получше разглядеть — что? — а девушки мило болтают с ними или же
одергивают для проформы. Все прочее в таком спектакле — бичевание, взаимная
мастурбация, традиционный стриптиз — отступает в тень перед этим моментом абсолютной
непристойности, ничто не сравнится с этой прожорливостью зрелища, далеко превосходящей
простое сексуальное обладание. Возвышенное порно: если бы такое было возможно, этих
ребят с головы до ног затянуло бы меж раздвинутых ляжек — экзальтация смерти? Может и
так, но они не просто смотрят, а еще и обмениваются замечаниями, сравнивают щелки, в
какую кто уперся, причем без тени улыбки, с убийственной серьезностью, и руками ничего
трогают, разве что играючи. Никакой похоти: предельно серьезный и предельно
инфантильный акт, неразделенная завороженность зеркалом женского полового органа — как
Нарцисс был заворожен собственным отражением. Далеко за рамками традиционного
идеализма стриптиза (там еще, возможно, и был хоть какой-то соблазн), у своего возвы-
шенного предела порнография инвертируется в предельно очищенную непристойность,
углубленную до висце-
74
