 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
— Да, да! — Он обрадовался. — Правильно. Именно сейчас я прислушиваюсь к себе, как
вы сказали.
— И для этого вам не требуется никакое “как”.
— Да, не нужно. — Он был возбужден, наконец осознав идею. — Мне хотелось бы
научиться делать это и в других областях.
— Почему бы и нет?
— Ну, давайте попробуем. Главная проблема, с которой я хотел бы разобраться, —вся
эта неразбериха с Тимом. — Хол помолчал. — Ну и ну! Я даже потерял все свое
возбуждение, как только подумал об этом. Да, но больше всего я хотел бы находиться
внутри себя именно в этом случае.
— Справедливо. Почему бы вам просто не начать думать вслух о том, что вы чувствуете
по поводу Тима?
— Ну, как всегда, одна из главных проблем, о которых я думаю, это мое нетерпение,
которое я проявляю по отношению к нему по сравнению с тем, как я общаюсь с другими
людьми.
— Хол, думаю, это по-прежнему верно: что вы ожидаете от себя такой же
объективности и эффективности в отношениях с Тимом, как будто он ваш пациент, а не
сын.
— Может быть, может быть. Я хотел сказать, что оставил это некоторое время назад,
но сейчас уже не так уверен. Постойте, дайте мне прочувствовать более тщательно.
Он сидел довольно напряженно, его тело в большом кресле не расслабилось,
правильные черты исказились смешной гримасой, которая получалась у него теперь, когда
он пытался прислушиваться к своей внутренней жизни. Голос стал ниже и несколько
свободнее, когда он снова взглянул на меня. — Я не уверен, Джим? Я действительно не
могу сказать, что ожидаю от самого себя. Слишком много мыслей и чувств жужжат у меня
внутри. Возможно, мне следует использовать кушетку и попытаться глубже в это
проникнуть.
Хол встал и снял пиджак, ослабил галстук и воротничок, а затем лег на кушетку. Я, как и
раньше, любовался естественной грацией его движений. Он был прирожденным атлетом,
бывшим футболистом колледжа, и по-прежнему обладал превосходной координацией
движений, которая была видна даже в простейших действиях.
Когда Хол лег на кушетку, он продолжил:
— Я чувствую нетерпение и желание попытаться проникнуть внутрь самого себя. Хочу
схватить эту проблему и свернуть ей шею, и... вероятно, я говорю, что хочу схватить Тима,
но уверен, что на самом деле не хочу причинить парню вред. Или хочу? Не по-настоящему.
Я знаю, что на самом деле нет. Итак, давайте подумаем: я пытался выяснить, что жду от
себя, когда пытаюсь говорить с ним. Ну, первое, о чем я думаю, его волосы. Нет, постойте,
я пытаюсь понять свои ожидания, а не то, как я воспринимаю его. Итак...
— Хол, подождите минуту. Вы пока не лежите по-настоящему на кушетке. Дайте своему
телу улечься. Перестаньте работать над собой. Вам необходимо слушать свои внутренние
мысли и чувства, а не допрашивать их, используя резиновую дубинку. Теперь помолчите
минуту и попытайтесь... Нет, не “пытайтесь” ничего делать. В этом вся трудность.
Посмотрим, сможете ли вы позволить себе перестать давить на себя и открыться, чтобы
обнаружить свое осознание.
— О’кей, но это для меня трудно. — Он закрыл глаза, глубоко вздохнул и внезапно
начал плакать. Я был потрясен и подозревал, что он тоже. Слезы просто брызнули у него
из глаз. Поразительно было видеть этого огромного человека лежащим здесь и плачущим
бесшумно, но с выражением такой глубокой боли. Он не сопротивлялся слезам, не делал
ничего. Просто лежал и плакал. Наблюдая за ним, я обнаружил, что тоже хочу заплакать.
Спустя некоторое время, показавшееся мне очень долгим, Хол глубоко вздохнул,
немного повернулся и достал салфетку из коробки, которую я поставил перед ним на
кушетку.
— Думаю, я не плакал многие годы. Я никогда так не плакал, по крайней мере,
насколько я помню. И самое смешное, я действительно не знаю, о чем я плакал — плачу.
Слезы появились снова. Мы опять немного помолчали. Хол снова вытер слезы.
— Мне приятно плакать, и все-таки я чувствую себя очень-очень грустно. Я начал
перечислять возможности, развернув перед собой целый список. То, что вы однажды
назвали “устраивать себе допрос со множественным выбором”. Но мне как-то не хочется.
