 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
— Исчезаете?
— Хм-м-м. Не могу сказать, почему, но... “Исчезаю в каких-то внешних вещах...” Хм-м-м.
Да, в каком-то смысле. — Пауза. — Это так неуловимо...
— Эти маленькие мысли продолжают пожирать вас, пережевывать вас. — Лоренс
закрылся. Он пытался додумать до конца, но сопротивление было слишком сильным. Он
предпочел бы проработать это абстрактно, интеллектуально. Мой пациент не хотел по-
настоящему погружаться в ад этих страхов, чтобы открыть свое бытие.
— Пожирают меня, но... Я не знаю. Хм-м-м. Кажется, я больше не могу ни о чем думать.
— Вам бы хотелось решить проблему, но вы не хотите, чтобы ваши чувства стали
слишком сильными прямо сейчас.
— Ну... Хм-м-м. Я не могу ясно думать, когда начинается паника. Я имею в виду, что она
рассеивает мои мысли.
Несколько минут, пока Лоренс был погружен в свои мысли, мы молчали. Я тоже
размышлял над его затруднениями. Он беспокойно ерзал на кушетке, явно желая понять
свои чувства и столь же явно стараясь избежать волны эмоций, которая могла его за-
хлестнуть.
Подобно многим из нас, Лоренс был убежден, что “правильное мышление”, которому нас
учили в средней школе, это верный путь разрешения любой проблемы — от
арифметической задачи до эмоционального взрыва. На самом деле такого рода мышление
слабо помогает, если мы находимся за пределами простых дробей и сочинений на тему “Как
я провел летние каникулы”. Лоренс знал это, по крайней мере имплицитно, но не мог
рискнуть расширить свое мышление в тот момент, когда был так близок к панике.
Тот вид правильного мышления, в котором Лоренс нуждался сейчас, представлял собой
гораздо более широкомасштабный, тонкий и эмоционально насыщенный процесс, чем тот, к
которому он был готов в этот момент внезапного понимания и открывшейся возможности.
Он был похож на человека, который должен узнать, что находится в темной пещере, куда
он боится войти, и который стоит снаружи, тщетно вглядываясь в темноту. То, что должен
был сделать Лоренс, если он хотел продвинуться в понимании или изменении своих
панических переживаний, так это войти в центр своих переживаний. Он должен был
остаться один на один со своим Я. Только таким образом он действительно мог узнать, что
так пугало его и от чего он должен себя освободить. Но Лоренс чувствовал: абсолютно
верно, что для того, чтобы понять свой страх, он должен погрузиться в него, и боялся, что
в этом случае страх в буквальном смысле может его поглотить.
Я пытался помочь Лоренсу немного продвинуться вглубь пещеры.
— Лоренс, я знаю, что главное, на что вы полагаетесь, — ваше мышление, но
необходимо также доверять своим чувствам, даже если это означает, что вы не сможете
мыслить так ясно, как вам бы хотелось.
— Ну, хм-м-м, да, я предполагаю это, но...
— Но вы по-прежнему не хотите чувствовать страх, и как раз сейчас предпочитаете
рассуждать о том, должны ли вы его чувствовать или нет, вместо того, чтобы рискнуть
погрузиться в него.
— Нет, нет. Если вы говорите, что я должен дать волю чувствам, конечно, я сделаю
это...
— Я чувствую, что сейчас мы, наоборот, очень отдалились от них, не так ли?
— Нет, ну, возможно, да. Хм-м-м. Я пойму, когда смогу вернуться к ним.
— Что за мысли пожирают вас? Сформулируйте их как можно короче. Никаких других
слов — только мысли, которые грызут вас.
— Ну, “что я могу делать, кроме работы или других внешних вещей”? Или “есть ли что-
то у меня внутри, что не зависит от того, что снаружи?” Или “кто я?” Или, может быть, “что
я представляю собой помимо внешних вещей, которые я делаю? Есть ли какое-то Я помимо
внешних вещей, которые делаю?” Да, вот оно. Я могу почувствовать это сейчас. Я имею в
виду, что возбужден, потому что чувствую, как все это связано вместе, но еще и боюсь,
потому что думаю, что я на грани паники. Не хочу впадать в нее. Правда, не хочу.
— Лоренс, подумайте, может быть, вы сможете рискнуть. Рано или поздно вам придется
погрузиться в эти чувства, чтобы выяснить, кто или что вы.
— Ну, да. Хм-м-м. Вполне возможно, в какой-то момент... Но я просто не думаю, что
хочу попытаться сделать это сейчас. Думаю, вы предлагаете мне просто позволить
