 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
изменения смысла сообщений, как это делает человек. Для нас, например, «Jonah ate the whale» («Иона
съел кита») означает не то же, что «The whale ate Johan» («Кит съел Иону»); в коммуникациях шимпанзе
отсутствуют признаки аналогичного различия.
То, что общение у шимпанзе беднее по сравнению с нашим, не доказывает, что у них нет
способностей к более продуктивной системе. Их система может быть адекватной их потребностям.
Чтобы определить, обладают ли шимпанзе теми же самыми врожденными способностями, что и мы,
надо проверить, могут ли они освоить наш язык.
В одном из наиболее известных исследований по обучению обезьян речи (Gardner & Gardner,
1972) самку шимпанзе по имени Вошу обучили адаптированным знакам из американского языка знаков.
Язык знаков использовался потому, что у шимпанзе нет голосового аппарата, способного генерировать
человеческие звуки. Обучение началось, когда Вошу было около 1 года, и продолжалось до 5 лет. В
течение этого времени опекуны Вошу общались с ней только при помощи языка знаков. Сначала они
учили ее знакам при помощи метода формирования: ждали, пока она сделает жест, сходный со знаком,
и затем подкрепляли ее. Позднее Вошу учила знаки, просто наблюдая и подражая. К 4 годам она могла
генерировать 130 различных знаков, а понимать еще больше. Она могла также обобщать знак с одной
ситуации на другую. Например, сначала она выучила знак, соответствующий просьбе «еще» в контексте
желания «еще пощекотать», а затем обобщила его на указание «еще молока».
Изучались также другие шимпанзе, которые приобретали сравнимые словарные объемы. В
некоторых исследованиях использовались методы мануальной коммуникации, отличающейся от языка
знаков. Например (Premack, 1985, 1971), шимпанзе по имени Сара научили пользоваться пластиковыми
значками в качестве слов и общаться, манипулируя этими значками. В ряде сходных исследований
(Patterson, 1978) языку знаков учили гориллу по имени Коко, начав обучение, когда ей был 1 год. К 10
годам словарь Коко включал более 400 знаков (Patterson & Linden, 1981).
<Рис. Шимпанзе на фото слева была обучена общению с помощью клавиатуры. Шимпанзе на
фото справа была обучена своего рода языку знаков; здесь она изображает знак зубной щетки.>
Доказывают ли эти исследования, что обезьян можно научить человеческому языку? Почти нет
сомнений, что знаки у обезьян эквивалентны нашим словам и что понятия, стоящие за некоторыми из
этих знаков, эквивалентны нашим. Но есть серьезные сомнения в том, что эти исследования
демонстрируют способность обезьян научиться объединять знаки таким же образом, как люди
объединяют слова в предложения. Так, люди не только могут объединить слова «змея», «Ева», «убила»
и «эта» в предложение «Эта змея убила Еву», но и объединить эти же слова в другом порядке, создав
предложение с другим смыслом: «Ева убила эту змею». Хотя рассмотренные исследования и дают
некоторые подтверждения того, что обезьяны могут объединять знаки в последовательность, сходную с
предложением, практически нет данных, показывающих, что обезьяны могут изменять порядок знаков с
целью создать другое предложение (Brown, 1986; Slobin, 1979).
Даже данные, показывающие, что обезьяны могут объединять знаки в предложение, подверглись
критике. Приводились случаи, в которых обезьяна генерировала то, что казалось осмысленной
последовательностью знаков, например: «Дай цветок» или «Вошу сожалеет» (Gardner & Gardner, 1972).
По мере накопления данных стало очевидным, что, в отличие от человеческих предложений, выражения
обезьян часто имеют высокую повторяемость. Так, выражение «Ты мне банан мне банан ты» типично
для обезьян, владеющих знаками, но оно было бы крайне необычным для человеческого ребенка. Когда
выражения обезьяны напоминают предложение, может оказаться, что обезьяна просто подражает
последовательности знаков, созданной ее учителем-человеком. Так, некоторые из выражений Вошу,
более всего похожие на предложения, появлялись тогда, когда она отвечала на вопрос; например,
учитель делает знаки «Вошу ест?», и затем Вошу делает знаки «Вошу ест время». Здесь сочетание
знаков, созданное Вошу, может быть частичным подражанием знаковой комбинации ее учителя;
человеческие же дети совсем не так учатся сочетать слова (Terrace et al., 1979).
Данные, которые мы рассматривали до сих пор, подтверждают вывод, что хотя у обезьян и
можно развить словарь, сходный с человеческим, они не могут научиться систематически объединять
свои знаки, как это делают люди. Однако одно относительно недавнее исследование ставит этот вывод
под сомнение (Greenfield & Savage-Rumbaugh, 1990). Эти исследователи работали с новым типом
испытуемого — карликовым шимпанзе, чье поведение, как они полагают, более сходно с человеческим,
чем поведение более широко изучавшихся обычных шимпанзе. Испытуемый 7 лет по имени Канзи
общался путем манипуляции символами, обозначавшими слова. В отличие от предыдущих
исследований, Канзи учился манипулировать этими символами относительно естественным образом,
например слушая своих опекунов в то время, как они произносили английские слова и одновременно
