 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
реагировали на приговор, вынесенный О. Джей Симпсону по делу об убийстве.>
Испытуемым делали укол эпинефрина, который обычно вызывает автономное возбуждение,
сопровождающееся учащением сердцебиений и дыхания, мышечным тремором и нервозностью. Затем
экспериментатор манипулировал информацией о действии эпинефрина, предоставляемой испытуемым.
Одним испытуемым сообщали о реальном возбуждающем действии этого препарата (учащение
сердцебиений, мышечный тремор и т. д.); другим никакой информации о физиологическом действии
препарата не давали. У информированных испытуемых было объяснение их возбуждения; у
неинформированных — не было. Экспериментаторы полагали, что то, как неинформированные
испытуемые будут интерпретировать свои симптомы, будет зависеть от ситуации, в которой они
находятся. Испытуемых оставили в комнате ожидания с другим человеком, по виду тоже испытуемым,
но на самом деле — доверенным экспериментатора; последний либо создавал веселую ситуацию (делал
бумажные самолетики, играл в баскетбол скомканной бумагой и т. п.), либо выражал гнев (жаловался на
эксперимент, рвал опросник и т. д.). Результаты показали, что в веселой ситуации неинформированные
испытуемые оценивали свои ощущения как более веселые, чем информированные; а в ситуации с
гневом неинформированные испытуемые оценивали свои чувства как более сердитые, чем
информированные. Другими словами, ситуация меньше влияла на субъективное состояние испытуемых,
у которых было физиологическое объяснение их возбуждения, чем на испытуемых, у которых такого
объяснения не было.
Эксперимент Шактера и Сингера оказал очень сильное влияние, которое, возможно, было не
совсем оправданным. Результаты исследования однозначно не подтверждают гипотезу, поскольку
межгрупповые различия не достигали статистической значимости, а получавшая плацебо контрольная
группа не реагировала на манипуляции экспериментаторов соответственно их гипотезе. Кроме того,
автономное возбуждение могло быть неодинаковым в двух ситуациях, и конечно же, оно не было
нейтральным. Последующие эксперименты, аналогичные исследованию Шактера и Сингера, показали,
что испытуемые оценивают свои ощущения более негативно (как менее веселые или как более
сердитые), чем это оправдано ситуацией, а это указывает на то, что созданное эпинефрином
физиологическое возбуждение ощущается как несколько неприятное. Кроме того, в этих экспериментах
иногда было трудно воспроизвести результаты Шактера и Сингера (Maslach, 1979; Marshall & Zimbardo,
1979). Значит, нам нужны данные, подтверждающие, что абсолютно нейтральное возбуждение может
присоединяться к эмоции.
Такие данные были получены в другом исследовании. Испытуемые сначала участвовали в
тяжелых физических упражнениях, а затем — в задаче, где их провоцировал доверенный
экспериментатора. Физические упражнения вызвали физиологическое возбуждение, которое было
нейтральным и сохранялось до момента провокации испытуемого; это возбуждение должно было
объединяться с любым возбуждением, вызванным провокацией, приводя тем самым к более сильному
ощущению гнева. Действительно, испытуемые, участвовавшие в физических упражнениях, реагировали
на провокацию агрессивнее, чем испытуемые, в упражнениях не участвовавшие (Zillman & Bryant,
1974).
<Рис. Физическое возбуждение может усиливать чувство гнева. Например у игроков в хокей во
время матча.>
Из этих исследований следует вывод, что возбуждающее событие, как правило, вызывает и
автономное возбуждение, и когнитивную оценку. Воспринимаемое возбуждение и когнитивная оценка
не переживаются независимо; скорее, возбуждение приписывается оценке: «У меня сердце часто бьется,
потому что я очень разозлился на слова Мэри». Эти исследования показывают, что и возбуждение и
оценка вносят вклад в силу переживания и что иногда оценка сама может определять качество
переживания. Хотя возбуждение может способствовать дифференциации эмоций, оно играет здесь
меньшую роль, чем когнитивная оценка.
Части (а) и (б) рис. 11.4 суммируют взаимосвязь составляющих эмоции в соответствии с двумя
рассмотренными теориями. Хотя каждая из этих теорий имеет какое-то обоснование, и та и другая
слишком упрощают процесс эмоции. Автономное возбуждение и когнитивная оценка сами по себе
являются сложными событиями, у которых есть свои субкомпоненты, и не все они происходят
одновременно. Предположим, например, что знакомый говорит вам что-нибудь оскорбительное. Вы
сначала осознаете неприятность его замечания, затем чувствуете прилив возбуждения, затем
анализируете его замечание более детально, одновременно ощущая большее возбуждение, и так далее.
Таким образом, автономное возбуждение и когнитивная оценка — это события, растянутые во времени,
и субкомпоненты этих событий могут происходить параллельно (Ellsworth, 1991).
