 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Милгрэм привлек к косвенному участию в своих экспериментах еще 40 мужчин: они не включали
генератор тока, а только проводили тестирование «учеников» на обучаемость. Из 40 человек 37
полностью подчинились экспериментатору.
<Агрессивность экспериментов Милгрэма на самом деле — ценная атака на присущие всем нам
желание отрицать и равнодушие. Какой бы огорчительной ни была для нас правда, мы должны наконец
взглянуть ей в глаза, а она заключается в том, что многие из нас способны оказаться в числе тех, кто
вершит геноцид, или их помощников. Израиль У. Чарни, исполнительный директор международной
конференции по Холокосту и геноциду, 1982>
То же самое происходит и в нашей повседневной жизни: дрейф в сторону зла обычно
происходит незаметно, при полном отсутствии сознательного намерения совершать его. Если человек
откладывает со дня на день какое-либо дело, он тем самым медленно приближается к
непреднамеренному причинению зла самому себе (Sabini & Silver, 1982). Студент за много недель
узнает о последнем сроке представления курсовой работы. Само по себе каждое отвлечение от нее
(сегодня — видеоигра, завтра — телепередача) представляется вполне невинным. Однако при этом
студент постепенно приближается к тому, что работа не будет выполнена в срок, хотя ничего подобного
у него и в мыслях не было.
Фундаментальная ошибка атрибуции
Почему результаты этих классических исследований так часто вызывают тревогу? Не потому ли,
что мы ждем от людей поступков, соответствующих их диспозициям? Ведь мы же не удивляемся, когда
грубиян ведет себя неприлично, но от воспитанных людей мы не ждем ничего подобного. Злые люди
совершают плохие поступки, а добрые — хорошие.
Когда вы читали об экспериментах Милгрэма, какое впечатление об испытуемых у вас
сложилось? Большинство характеризует их отрицательно. Говоря об одном или о двух покорных
испытуемых, люди даже тогда называют их агрессивными, бесчувственными и нечуткими, когда им
известно, что они вели себя точно так же, как и все остальные (Miller et al., 1973). Мы исходим из того,
что жестокие поступки есть проявление бездушия.
Гюнтер Бирбрауэр попытался исключить эту недооценку социальных сил (фундаментальную
ошибку атрибуции) (Bierbrauer, 1979). В проведенных им экспериментах студенты либо наблюдали за
воспроизведенными опытами Милгрэма, либо сами исполняли в них роль покорного «учителя», И все
же они предположили, что при повторении экспериментов Милгрэма их друзья будут минимально
уступчивы. Вывод, сделанный Бирбрауэром, заключается в следующем: хотя у социологов накопилось
немало свидетельств в пользу того, что наше поведение есть продукт социальной истории и среды, в
которой мы находимся в данный момент, большинство продолжают верить, что поступки людей
отражают их личностные качества: только добрые люди способны на добрые дела и только злодеи
творят зло.
Соблазнительно считать Эйхманна и комендантов Освенцима нецивилизованными монстрами.
Однако после тяжелого трудового дня они отдыхали, слушая Бетховена и Шуберта. Из 14 участников
Ванзейской конференции, состоявшейся в январе 1942 г. и принявшей окончательное решение о
Холокосте, 8 имели докторские звания, присвоенные им разными европейскими университетами
(Patterson, 1996). Как и большинство нацистских функционеров, сам Эйхманн был неотличим от
заурядного обывателя, имеющего обычную профессию (Ardent, 1963; Zillmer et al., 1995).
Или взять хотя бы тех карателей, на совести которых 40 000 расстрелянных ими польских евреев,
в основном стариков, женщин и детей. Большинство из них были убиты выстрелами в затылок, и
страшная подробность этой казни — разлетающиеся во все стороны мозги. Кристофер Браунинг
описывает убийц как вполне «нормальных» мужчин (Browning, 1992). Как и большинство палачей
еврейских гетто в разных странах Европы и комендантов концлагерей, они не были ни нацистами, ни
членами СС, ни фанатичными расистами. Это были рабочие, торговцы, клерки и ремесленники, отцы
семейств, слишком старые для службы в действующей армии, но неспособные отказаться исполнять
приказ, даже если это приказ убивать.
<У Эйхманна не было ненависти к евреям, а не иметь никаких чувств — еще хуже. Те, кто
превращает Эйхманна в чудовище, делают его менее опасным, чем он был на самом деле. Убив
чудовище, можно успокоиться и отправиться спать, потому что на свете их не так уж много. Но если
Эйхманн — это норма, тогда ситуация намного опаснее. Ханна Арендт, Эйхманн в Иерусалиме, 1963>
Вывод, сделанный самим Милгрэмом, не дает оснований для того, чтобы объяснить Холокост
