 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
тестирования действительно коррелируют с выявленными симптомами? Да, некоторые тесты
прогностичны. Другие же, как, например, упомянутый выше тест «Нарисуй человека», коррелируют с
симптоматикой значительно менее тесно, чем думают их пользователи. Почему же, в таком случае,
клиницисты продолжают доверять неинформативным или неоднозначным тестам? Новаторские
эксперименты Лорена и Джин Чапмен (Chapman & Chapman, 1969; 1971) помогли ответить на этот
вопрос. Они предложили группе испытуемых, в которую входили как студенты колледжа, так и
клиницисты-профессионалы, изучить результаты тестирования нескольких человек и их диагнозы. Если
студенты или клиницисты ожидали определенной связи, они, как правило, и воспринимали ее,
независимо от того, подтверждалась она данными или нет. Так, клиницисты, считавшие, что
подозрительные люди при тестировании по тесту «Нарисуй человека» рисуют необычные глаза,
воспринимали подобную корреляцию даже тогда, когда им демонстрировали случаи, в которых
подозрительные люди рисовали необычные глаза реже, чем это делали неподозрительные. Убежденные
во взаимосвязи двух параметров, они были склонны замечать то, что подтверждало их точку зрения.
Верить — значит видеть.
<Никто из нас не видит своих ошибок. Псалмы 19:12>
Справедливости ради следует сказать, что иллюзорное мышление вовсе не прерогатива
клиницистов; оно присуще также и политическим аналитикам, историкам, спортивным комментаторам,
биржевым брокерам и представителям многих других профессий, включая и психологов-
исследователей, указывающих на них пальцем. Как исследователь я и сам нередко бывал слеп, когда
дело доходило до недостатков моих теоретических построений. Я так страстно верил в то, что мои
представления об истине и есть истина, что, несмотря на все старание, не видел собственных ошибок.
Об этом же свидетельствует и то, что происходит во всех редакциях и предшествует любой публикации
результатов любых исследований. За последние 30 лет я прочитал десятки рецензий на собственные
рукописи и десятки раз рецензировал чужие работы. И пришел к следующему выводу: уличить в
непоследовательном мышлении другого значительно легче, чем обнаружить ошибку в собственных
рассуждениях.
Понимание «задним умом» (эффект «хиндсайта») и чрезмерная самоуверенность
Как мы реагируем на известие о самоубийстве знакомого нам человека? Одна из
распространенных реакций — мысль о том, что мы сами или его близкие должны были предвидеть
такое развитие событий и предотвратить его: «Нам следовало бы знать, что это возможно». Задним
числом мы видим признаки надвигающейся беды и понимаем, что человек молил о помощи.
Участникам одного эксперимента давали описание человека, который находился в состоянии
депрессии, а позднее покончил с собой. По сравнению с теми испытуемыми, кому не сообщили о
самоубийстве, те, кому сказали о трагической развязке, чаще заявляли, что они «именно этого и
ожидали» (Goggin & Range, 1985). Кроме того, те, кому было заранее известно о самоубийстве,
относились к семье несчастного более негативно. После трагедии феномен «Мне следовало знать это
заранее» заставляет членов семьи, друзей и психотерапевтов испытывать чувство вины.
{Курт Кобэйн, лидер рок-группы Nirvana, в творчестве которого тема депрессии и самоубийства
занимала большое место. Должны ли были окружающие на основании этого предвидеть или
предотвратить его самоубийство?}
Дэвид Розенхан и семеро его помощников приводят поразительный пример потенциальной
ошибки в подобных объяснениях post factum (Rosenhan et al., 1973). Чтобы протестировать
проницательность сотрудников психиатрической клиники, все они записались на прием к разным
специалистам, и каждый из них во время приема пожаловался на то, что «слышит голоса». За
исключением вымышленных имен и мест работы, вся остальная информация, сообщенная ими о своей
жизни и эмоциональном состоянии, была правдивой, при этом они не жаловались ни на какие другие
симптомы. Большинству из них был поставлен диагноз «шизофрения», и они провели в клинике от 2 до
3 недель.
Что же касается клиницистов, то они начали искать в прежней жизни своих псевдопациентов и в
их поведении в клинике факты, «подтверждающие» и «объясняющие» этот диагноз. Розенхан
рассказывает об одном из этих «пациентов», который правдиво поведал врачу о том, что в раннем
детстве у него были очень теплые отношения с матерью и практически не было никаких контактов с
отцом. Когда же он вступил в подростковый возраст, ситуация изменилась на противоположную: он
отдалился от матери, но зато отец стал его лучшим другом. У него сердечные и близкие отношения с
