 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
поправок и оговорок к своему детскому впечатлению, он его подтверждает и даже
усиливает!
В тексте настойчиво подчеркивается абсолютное
сходство жизни советских
подростков 60-х годов и жизни бразильских подростков, героев фильма. Разница только в
погодных условиях
! В этом подчеркивании и применяемой терминологии есть очевидный
перебор, который и указывает на декларативный характер всего этого тезиса – на него
специально обращается внимание читателя.
Является ли такое восприятие жизни чем-то естественным, обычным, вытекающим из
реальности? Нет, ни в коем случае. Я тоже «жил во дворе». Более того, рос без отца, а мать
уходила на работу в 7 часов утра и приходила с работы поздно вечером. Почти все время
после школы я проводил во дворе. Каков же был двор, реальность его быта? В конце 40-х и
начале 50-х годов наши дворы были намного беднее, чем в 60-е годы. За узкой линией
домов, выходящих на большую улицу, начинался массив бараков и деревянных домов с
деревянными уборными. Хулиганство во дворах и подворотнях было намного более
жестким, чем в 60-е годы, воровство и поножовщина были перед глазами. Дети гибли и
калечились по неосторожности – падали с лесов на стройке, устраивали неудачные взрывы,
выскакивали сломя голову под машины. Но никому тогда и в голову не могло прийти, что
это было «все равно что жить в джунглях». Мы жили трудно, но мы жили в нашем родном
обществе и родном государстве. И мы это состояние родного ощущали как счастье. Мы о
нем не думали, но мы его ощущали.
В.В.Путин вспоминает о себе и своих сверстниках: «Мы не были хулиганами…
Конечно же, на „задворках“ кто-то из них, криминальных, болтался. Но к нам они никакого
отношения не имели. Как и мы к ним» (с. 29).
Я жил подростком в 50-е годы в большом московском дворе. Мы тоже не были
хулиганами, но мы не были изолированы от хулиганов и воров. Мы их знали и с ними
общались, этого просто невозможно было избежать. Мы видели, как их после какой-то драки
с убийством «брала» милиция. Мы встречались с родителями тех, кто попал в тюрьму,
видели их слезы. Сейчас я пишу это и вспоминаю лица и некоторые имена этих
«криминальных» из нашего и близких дворов. Это не были обитатели «джунглей»! Это были
молодые люди нашего народа и нашей культуры – русские, татары, евреи. Они были
искалечены – сиротством, пьянством или тюрьмой родителей, личной судьбой, темными
связями. Это была больная, опасная, страдающая часть нашего народа, но именно нашего,
так мы их воспринимали. Даже их, а что уж говорить о большинстве, о тех, кто не
принадлежал к шайкам.
Надо зафиксировать этот факт – что-то сломалось в мироощущении детей и подростков
именно за эти 13 лет! Ведь это сдвиг фундаментальный. Увидеть в отношениях дворовых
сверстников «жизнь джунглей» – значит перейти к совершенно иному представлению о
человеке, иной «антропологической модели» по сравнению с той, что была принята в моем
поколении.
Пожалуй, многие скажут: ну подумаешь, назвал человек двор джунглями – ведь это
всего-навсего метафора! Да, метафора, слово – но ведь «мы рабы слов»! Метафоры –
главный продукт идеологии, это очки, через которые мы смотрим на мир и воспринимаем
его.
Сама метафора «джунгли
» в приложении к человеку вовсе не возникла из нашего
обыденного языка. В обиход она вошла у нас из обличительной литературы о Западе, для
противопоставления Западу нашей жизни – у них, мол, господствует «закон джунглей». Но
дело в том, что на самом Западе эта метафора была не обличительной, а утвердительной! Да,
человек живет в обществе конкуренции, а это «джунгли», цивилизованные законом. В
Древнем Риме говорили «человек человеку волк», а во времена Киплинга «закон джунглей».
Представление человеческого общества как дикой, враждебной каждому природы,
возникло при становлении буржуазного строя и несло в себе сильнейший идеологический
заряд. Да и до сих пор в культуре современного Запада силен социал-дарвинизм,
