было ее конечной целью. И тем не менее она никогда не чувствовала себя с ним вполне свободно и
против собственной воли насмехалась над ним и не доверяла ему. Поняв, что она в опасности и может
потерять его, и, что особенно важно, ощущая какую-то извращенную потребность отталкивать его, она
стала искать помощи в анализе.
В привычной ей манере она начала анализ энергично, как будто намеревалась побороть болезнь
или одержать победу в сражении с психоаналитиком. Такая установка приносила ей пользу в течение
нескольких месяцев, пока она исследовала свою историю и поведение во всех подробностях. Хотя она и
почувствовала, что может лучше контролировать себя и более широко взглянуть на себя, но понимала,
что реальное осознание и изменение ее непонятного поведения все еще недоступно ей. Затем наступил
период повышенного интереса к психоаналитику и его личной жизни, и она с удовольствием и вместе с
тем с завистью приписывала ему разнообразные специальные знания и достижения. Эти чувства вскоре
приобрели эротическую окраску, и в ее поведении сперва скрыто, а затем явно стало проявляться
желание обольстить врача.
Когда это желание стало преобладать, она часто теряла из виду цель своего анализа, и
психоаналитик указал ей на сходство ее поступков в процессе лечения с характерным стремлением
соблазнить и завоевать каждого значимого для нее мужчину. Затем он высказал предположение, что это
вполне понятно, что у нее будет желание прибегнуть к испытанному способу преодоления тревоги,
когда придется столкнуться с новыми, угрожающими ситуациями во время анализа. Такое разъяснение,
повторявшееся и развивавшееся в течение нескольких недель, привело к заметному изменению ее
поведения. Ей стали сниться беспокойные сны (за ней гонятся или на нее нападают), потом она стала
бояться посещать аналитические сессии и, входя в офис, испытывала тревогу и застенчивость. Она
начала одеваться более консервативно, и поведение ее стало менее вызывающим. Заметив, что стала
часто краснеть, она сказала, что чувствует себя как испуганная девственница.
Такая разительная перемена от смелой обольстительницы до испуганной девственницы
была истолкована психоаналитиком как появление невроза переноса, т. е. как регрессивное и
дистоническое выражение аспектов отгоняемых фантазий детства, теперь сфокусированных на
психоаналитике в возрожденной и вместе с тем измененной форме. Это аффективное переживание ни в
коем случае не идентично с тем, что было в детстве, поскольку последнее подверглось развитию и
трансформации и теперь происходит и запечатлевается в личности взрослого человека, являющегося
партнером в подлинно терапевтических отношениях. Тем не менее следует особо отметить, что обе
главные темы и специфические взаимоотношения в детстве могут быть сближены и аффективно
пережиты заново.
Степень и характер невроза переноса могут широко варьироваться «от пациента к пациенту». У
некоторых это яркое, захватывающее переживание, трудносдерживаемое в рамках анализа, приводящее
к отреагированию или бегству. У других оно выражается как бледное, ослабленное «то оно есть, то
нет его» переживание, сдерживаемое в безопасных пределах защитными механизмами личности,
работающими слишком хорошо. Эти проявления точнее было бы называть феноменами переноса, чем
неврозом переноса, что предполагает более организованную, устойчивую психическую структуру.
Иногда узнавание невроза переноса может быть задержано или затемнено из-за сильного проявления
защитного аспекта упрямства или апатии, а не более характерных качеств энергичного порыва и
аффекта. В других источниках информации, таких как сны, фантазии, воспоминания, или, что часто
более важно, в эмпатических реакциях или контрпереносе психоаналитика эти состояния
сопротивления могут рассматриваться как элемент невроза переноса, чем более выражение проявляются
эротическое или гневное состояния. Концептуально они представляют собой то, что А. Фрейд (Freud А.)
называла переносом защиты, поскольку они происходят от защитных механизмов, возникших в
попытках ребенка установить равновесие и контроль в отношении угрожающих импульсов.
В случае с описываемой пациенткой тревожное состояние, при котором прерывается дыхание и
человек краснеет, исследовалось не только с помощью сновидений и ассоциаций пациентки, но и с
помощью эмпатических реакций психоаналитика. Образ «испуганной газели» и ощущение нетерпения в
реакции психоаналитика были ключевыми положениями, предполагающими, что пациентка борется с
мазохистической фантазией, в которой врачу отводится роль нападающего садиста. Результатом
нескольких различных версий данной интерпретации стали все более четкие проявления этой фантазии
|