 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
современный автомат открывает двери при помощи фотоэлементов или направляет пушки на то место,
где луч радиолокатора обнаруживает самолет, или решает дифференциальное уравнение.
И автомат древних греков, и магический автомат лежат в стороне от основных линий развития
современных машин, и по-видимому, не оказали большого влияния на серьезную философскую мысль.
Совсем иначе обстоит дело с часовым автоматом. Эта идея действительно сыграла важную роль в
ранней истории новой философии, хотя мы склонны ее игнорировать.
Начать с того, что Декарт считает низших животных автоматами, дабы не подвергать сомнению
ортодоксальное христианское положение о том, что животные не имеют души, которая может быть
спасена или осуждена. Вопрос о том, как действуют эти живые [c.94] автоматы. Декарт, насколько мне
известно, нигде не обсуждает. Но важный родственный вопрос о способе соединения человеческой
души в сфере ощущений и воли с ее материальным окружением Декарт рассматривает, хотя и весьма
неудовлетворительным образом. Он считает местом этого соединения одну известную ему среднюю
часть мозга – шишковидную железу. Характер соединения – является ли оно непосредственным
действием духа на материю и материи на дух – ему не особенно ясен. Вероятно, он рассматривает это
соединение как непосредственное действие в том и другом направлении, но он считает, что истинность
человеческого опыта по отношению ко внешнему миру обусловлена благостью и справедливостью
бога.
Роль, приписываемая в этом смысле богу, неясна. Либо бог полностью пассивен, и тогда объяснение
Декарта ничего в действительности не объясняет, либо он активный участник, тогда гарантия,
основанная на его справедливости, может состоять лишь в активном участии бога в акте ощущения.
Таким образом, параллельно причинной цепи материальных явлений проходит причинная цепь,
начинающаяся с акта, совершаемого богом, которым он производит в нас восприятия, соответствующие
данному материальному состоянию. После такого допущения вполне естественно приписать подобному
же божественному вмешательству соответствие между нашей волей и действиями, которые она,
кажется нам, производит во внешнем мире. По этому пути пошли окказионалисты – Гейлинкс и
Мальбранш. У Спинозы, который во многих отношениях является продолжателем этой школы,
доктрина окказионализма принимает более разумную форму, в виде утверждения, что соответствие
между духом и материей есть соответствие двух атрибутов, содержащихся в самом боге. Но Спиноза
лишен динамического склада мышления и обращает мало внимания на механизм этого соответствия.
Из этого положения исходит Лейбниц, но мышление Лейбница динамично, в отличие от
геометрического мышления Спинозы. Он заменяет пару соответствующих друг другу элементов – дух и
материю – континуумом соответствующих друг другу элементов – монадами. Хотя они созданы по
образу души, во многих случаях они не поднимаются до степени самосознания [c.95] совершенных душ
и образуют часть того мира, который Декарт считал материей. Каждая из них живет в своем замкнутом
мире, в котором имеет место совершенная причинная цепь от сотворения или от минус бесконечности
во времени до неограниченно отдаленного будущего, но хотя они и замкнуты, они соответствуют друг
другу благодаря предустановленной гармонии бога. Лейбниц сравнивает их с часами, которые были
заведены так, что с сотворения они будут идти в такт в течение всей вечности. В отличие от часов,
сделанных .людьми, они не впадают в асинхронизм. Но это обусловлено чудесным и совершенным
мастерством творца.
Итак, Лейбниц рассматривает мир автоматов, который, как и полагается ученику Гюйгенса, он строит
по образцу часового механизма. Хотя монады и отображают одна другую, это отображение не есть
перенос причинной связи от одной монады к другой. По существу, они столь же самодовлеющие или
даже более самодовлеющие, чем пассивно танцующие фигурки на крышке музыкального ящика. Они не
оказывают реального влияния на внешний мир и, по существу, не испытывают его влияния. Как говорит
Лейбниц, монады “не имеют окон”. Наблюдаемая нами организация мира представляет собой нечто
среднее между вымыслом и чудом. Монада – это ньютонова Солнечная система в миниатюре.
В XIX в. автоматы, построенные человеком, и другие, естественные автоматы – животные и растения в
представлении материалистов – изучаются в совершенно другом разрезе. Руководящие принципы этого
века – сохранение и вырождение энергии. Живой организм – это прежде всего тепловой двигатель,
