 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
yaksha означает демона или вообще сверхчеловеческое существо. Психологически олицетворение
означает всегда относительную самостоятельность (автономию) олицетворенного содержания, то есть
относительное отщепление от психической иерархии. Такое содержание не поддается произвольному
воспроизведению, но самочинно воспроизводит само себя или, в том же порядке, уклоняется от
сознания. /52/ Такое отщепление развивается, например, тогда, когда существует непримиримость между
«я» и известным комплексом. Как известно, такое расщепление очень часто наблюдается между «я» и
сексуальным комплексом. Однако и другие комплексы могут отщепиться, например комплекс власти, то
есть совокупность всех стремлений и представлений, направленных на достижение личного
могущества. Но существует еще и другой род отщепления, а именно: отщепление сознательного «я»,
вместе с какой-нибудь избранной функцией, от остальных компонентов личности. Такое отщепление
можно охарактеризовать как отождествление нашего эго с какой-нибудь функцией или функциональной
группой. Это отщепление очень часто встречается у
таких людей, которые особенно глубоко
погружаются в одну из своих психических функций и выдифференцировывают ее в единственную
сознательную функцию приспособления.
Прекрасным литературным примером такого человека является Фауст в начале трагедии.
Остальные составные части его личности приближаются к нему в образе пуделя, а потом Мефистофеля.
Хотя Мефистофель — как это можно с несомненностью доказать по целому ряду ассоциаций —
представляет собою и сексуальный комплекс, но было бы, по моему мнению, неправильно объяснять
Мефистофеля как отщепленный комплекс, например как вытесненную сексуальность. Такое объяснение
слишком узко, потому что Мефистофель есть нечто большее, чем только сексуальность, он также есть
власть, он есть вообще вся жизнь Фауста, поскольку она не сводится к мышлению и исследованию. Об
этом свидетельствует с совершенною ясностью успех договора с чертом. Какие только непредвиденные
возможности не развиваются в омолодившемся Фаусте! Поэтому правильным истолкованием мне
кажется то, по которому Фауст отождествляется с одной из функций и откалывается вместе с нею от
своей личности в целом. Впоследствии мыслитель откалывается от Фауста в образе Вагнера.
Сознательная способность к односторонности есть признак высшей культуры. Но
непроизвольная односторонность, то есть неспособность быть иным, чем односторонним, — есть
признак варварства. Вот почему мы и находим самые односторонние дифференциации у варварских
народов, например оскорбляющие хороший вкус явления христианского аскетизма и параллельные
явления у йогинов и в тибетском буддизме. Варвару даже всегда грозит большая опасность пасть
жертвой какой-нибудь односторонности и тем самым упустить из виду свою личность в целом. С такого
конфликта начинается, например, и эпос Гильгамеш. Односторонность движения проявляется у варвара
с демонической навязчивостью; в этом есть нечто от ярости норманнского берзерга и от малайского
менгамока. Варварская односторонность всегда предполагает известную степень искалеченности
инстинкта, чего нет у первобытного человека; поэтому первобытный человек в общем еще свободен от
варварской односторонности.
Отождествление с одной определенной функцией тотчас же ведет к напряженности
противоположения. Чем навязчивее односторонность — то есть чем необузданнее либидо, толкающее в
одну сторону, — тем демоничнее эта односторонность. Ибо человек говорит о демонической
одержимости или о состоянии магической очарованности тогда, когда его увлекает за собою его
собственное необузданное, неукрощенное либидо. С такой точки зрения manas и vac суть действительно
великие демоны, ибо они способны оказывать на человека огромное воздействие. Все вещи,
оказывающие сильные воздействия, воспринимались как боги или демоны. Так, например, в гностике
manas олицетворялся как змееобразный Nous, vac — как Logos. Vac относится к Праджапати как Logos к
богу. Можно сказать, что мы ежедневно испытываем, какими демонами являются интроверсия и
экстраверсия. Мы видим на наших пациентах и чувствуем на себе самих, с какой силой и
неудержимостью либидо притекает вовнутрь или изливается наружу или с какой непоколебимостью
может утверждаться интровертная или экстравертная установка. Поэтому если manas и vac называются
чудовищами Брамы, то это вполне отвечает психологически данным фактам, в силу которых либидо при
своем появлении тотчас же распадается на два течения, обычно сменяющие друг друга во времени,
иногда же выступающие и одновременно в форме конфликта; эти два течения таковы: поток, идущий
наружу, и поток, устремленный вовнутрь. Демоническое свойство обоих движений заключается в их
