 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
развивался в служении женщине. Душа мужчины, выражавшаяся в образе им самим выбранной
госпожи, утратила индивидуальное выражение со своим переходом во всеобщий символ. Этим она
утратила и возможность индивидуальной дифференциации, вытесненная коллективным выражением.
Подобные утраты всегда имеют дурные последствия, которые и в данном случае скоро заявили о себе.
Именно вследствие того, что душевное отношение к женщине стало выражаться в коллективном
почитании Марии, образ женщины утратил некую ценность, на которую, однако, сущность человека
имеет известное естественное притязание. Эта ценность, которая находит свое естественное выражение
только в индивидуальном выборе, отходит в область бессознательного, как только индивидуальное
выражение замещается коллективным. Тогда образ женщины получает в бессознательном такую
оккупацию, которая оживляет инфантильно-архаические доминанты. /60/ Тем самым относительное
обесценение реальной женщины компенсируется демоническими чертами, ибо все бессознательные
содержания, поскольку они активированы отколовшимися частями либидо, выступают как
проецированные на объект. Относительное обесценение женщины означает, что мужчина любит ее в
известном смысле меньше, но зато женщина выступает в качестве преследовательницы, то есть как
ведьма. На этом пути вместе с усиленным почитанием Марии и вследствие его — развились бредовые
идеи о ведьмах, это неизгладимое позорное пятно на позднем Средневековье.
Однако это было не единственное последствие. Вследствие отщепления и вытеснения этой
важной прогрессивной тенденции возникла вообще известная активация бессознательного. И эта
активация не могла найти себе достаточного выражения во всеобщем христианском символе, ибо
адекватное выражение имело бы прежде всего индивидуальные формы. Но это обстоятельство
подготовляло почву для ересей и расколов. Христиански ориентированное сознание должно было
фанатически защищаться против этого. И почитание Марии само по себе является языческим
пережитком, перешедшим в христианскую Церковь как наследие от Magna Mater, Изиды и др. Образ
«сосуда премудрости» также напоминает гностический образец, а именно Софию, — столь
значительный для гнозиса символ.
Я остановился на символике сосуда несколько дольше, чем ожидали, вероятно, мои читатели. Но
я сделал это по определенному основанию, именно потому, что мне важно было психологически
осветить столь своеобразную, знаменательную для первых времен Средневековья легенду о Граале в ее
отношении к поклонению женщине. Центрально-религиозным представлением этой часто
видоизменявшейся легендарной темы является священный сосуд — образ, как это ясно каждому,
совершенно не христианский, происхождение которого следует искать в другом месте, а не в
канонических источниках. На основании всего вышесказанного мне кажется, что это есть подлинная
часть гнозиса, которая или благодаря тайной традиции пережила искоренение ересей, или же была
обязана своим возрождением бессознательной реакции против господствующего официального
христианства. Однако выжил ли символ сосуда или бессознательно возродился — это свидетельствует
об усилении женского начала в мужской психологии того времени. Символизация в загадочном образе
указывает на одухотворение эротики, оживившейся от служения женщине. Но одухотворение означает
всегда удержание некоторого количества либидо, которое иначе было бы непосредственно изжито в
сексуальности. Если такое количество либидо удерживается, то, конечно, одна часть его изливается, как
показывает опыт, в одухотворенное выражение, но другая часть повергается в сферу бессознательного и
вызывает в нем известное оживление соответствующих образов, выражающихся именно в символе
сосуда. Символ живет благодаря удерживанию известных форм либидо и, со своей стороны,
способствует удерживанию этих форм его. Распадение символа равносильно отливу либидо на прямом
пути или же, по крайней мере, — почти непреодолимому принуждению к непосредственному
применению его. Но живой символ как бы заклинает эту опасность. Символ теряет свою, так сказать,
магическую или, если угодно, освобождающую силу, как только осознается его разложимость. Поэтому
действенный символ должен обладать свойством неприкосновенности. Он должен быть наилучшим из
всех возможных выражений для данного миросозерцания, который по смыслу безусловно не может
быть превзойден; кроме того, он должен быть столь далек от постижения, чтобы критический интеллект
не имел никаких путей к его действительному разложению; и, наконец, его эстетическая форма должна
столь убедительно действовать на чувство, чтобы против него не поднимались и аргументы чувства.
Очевидно, символ Грааля в течение некоторого времени выполнял эти требования и был обязан этому
